Элрик: Лунные дороги

– Чушь! Это просто предрассудки. Она годится лишь как наживка для альбиноса и его своры, – раздался высокий незнакомый голос. Этот человек говорил на более понятном английском.

– Они не клюнут на эту наживку, – это сказал Гейнор фон Минкт. Я хорошо знала его голос. – Они догадаются, что мы задумали. – Циничный, жесткий и мрачный тон – он явно издевался над своими спутниками. – Нет, в ребенке гораздо больше силы.

– Давайте сначала проверим, привлечет ли червь рыбу, – еще один голос, который я не узнала, похожий на резкий шелест высохших листьев. – А не привлечет, тогда и будем изучать природу этого червяка.

– Делайте как хотите.

Голос приблизился. Я открыла глаза и посмотрела в лицо огромной кобры с открытой пастью, готовой напасть, – зубы не меньше фута, хрустальные глаза мигают и блестят во тьме, металлическая чешуя сверкает ярко-зеленым и красным.

– Проснулся, червячок?

Последние слова относились ко мне.

– Отвали! – прокричала я. Это было самое грубое слово, которое я тогда знала. – Вы меня не тронете…

– Но можем, червячок. – Кобра отстранилась, словно собиралась броситься. – Мы можем. Лишь наша сдержанность спасает тебя от сладостной изысканной боли. Ибо ты попала в столицу мировой боли, в землю бесконечных мук, где подобным тебе выпадает редкая привилегия познать всю полноту агонии. Наши мастера превращают боль в удовольствие, а удовольствие в боль. И твоя смелость превратится в самую презренную трусость, уж поверь мне.

Змей пытался напугать меня, хотя это не требовалось: я и без того уже была так испугана, что меня охватило ложное спокойствие. Я выглядела смелее, чем была, потому что смеялась. Кобра снова отодвинулась, занесла было руку в зеленой латной перчатке, но затем вдруг безвольно опустила ее.

– Мы не должны обижать ее, – настойчиво повторил Клостергейм, – пока что. Пока что.

– Тоже мне развлечение – пугать детей, – сказал женский голос. Я посмотрела на говорящую. Птица из стали и золота, украшенная редкими самоцветами. Стилизованная цапля. – Ваше ликование неуместно, господа.

– Миледи, – обернулась кобра. – Разумеется, мы все ваши слуги в этом деле. Ее оставят под вашим присмотром, как и приказал барон Мелиадус. Однако если она не сможет достать для нас добычу, то станет нашей собственностью, вы же понимаете…

– Естественно. Уверяю вас, у меня гораздо больше рабов ее возраста и пола, чем я могу себе позволить. Нам всем приходится идти на жертвы ради военных нужд.

– Жертвы, – повторила кобра. Я ждала, что сейчас из открытого рта появится раздвоенный язык. Змей смаковал слово.

– В такие дни, дорогой барон Боус-Юнге, мы обязаны принести их столько, сколько сможем, – сказала женщина. Голос у нее был довольно молодой. Прохладный, с насмешливыми нотками. Кажется, она пугала меня больше остальных.

Да и они все, насколько я поняла, ее опасались. Видимо, она была сильнее. Скорее всего, я очутилась в Гранбретани, но тогда я еще не разбиралась в их социальной структуре. Слышала лишь, что король Хуон омерзителен, а барон Мелиадус, его советник, жесток и амбициозен. Барон Боус-Юнге – что-то вроде придворного алхимика. На континенте мало знали об их жизни. Лишь немногим из таких, как мы, удавалось пересечь Серебряный мост, протянувшийся от Кале до города, что назывался Ду-Верр, и еще реже они возвращались, чтобы рассказать, что они там увидели.

Умом я все это понимала, конечно, но, кажется, дошла до той точки, когда просто перестала ощущать страх, хотя бояться здесь было чего.

Глаза привыкли к сумеркам. Комната была низкой, с куполом вместо крыши, в углах пахло гнилью. В жаровне, спускавшейся с потолка на медных цепях, тускло светились благовония. Судя по затхлому воздуху, зажгли их совсем недавно. Силуэты людей в доспехах и звериных шлемах двигались вдоль стен и теснились у двери. Стены из стекла отбрасывали разноцветные завитки. Привыкнув к полумраку, я поняла, что мы находимся внутри аквариума. А то, что я вижу за стеклом, – это вода и тени водных тварей. Мне показалось, что мимо промелькнула русалка – или, скорее, акула с руками. Результат генетического эксперимента или неудачного опыта с клонированием? Чего я не осознала, так это того, что нахожусь в тюремной камере!

Фон Минкт и остальные начали переговариваться. Они говорили так тихо, что я не могла их расслышать. Кажется, использовали секретный язык. Но почему они делают это здесь, в столице своего государства?

Интересно, сколько мудреных заговоров зарождается сейчас в Лондре? Мне показалось, что они наслаждались, несмотря на риск. Бывают же такие люди. Я этого совершенно не понимаю. Мне нравилось, когда все прямо и открыто, но ради выживания приходилось быстро учиться хитростям. Я думала, что осталась совсем одна, ведь вряд ли Клостергейм со своей компанией оставили бы в живых Уну, Лобковица, лорда Реньяра и других. Месье Зодиак пропал, отправившись по ложному следу, а остальные слишком заняты своими битвами, так что им не до меня.