Элрик: Лунные дороги

Наконец стало понятно, что там так ревело. Путешествовал я немало, но ничего подобного нигде не встречал. С этим великолепием не могли сравниться даже семь чудес света, а ведь они до сих пор изумляют живущих на поверхности. Раньше я говорил, что чудеса света не зря назвали именно так. Их нельзя сфотографировать или снять на кинопленку, невозможно воспроизвести то ощущение величия, что наполняет тебя, когда видишь их своими глазами, будь то египетские пирамиды или Гранд-Каньон. Казалось, что эти неизвестные, не имевшие названия водопады могут существовать лишь на Небесах, но не на нашей планете. Наблюдая за ними, я одновременно почувствовал себя крепче и слабее. Описать это я не в силах, просто представьте себе сверкающую реку, намного более широкую, чем водопад Виктория или Ниагара. Да еще и под таким высоким сводом, что невозможно угадать, насколько глубока и широка эта пещера, потому что стены ее тоже теряются где-то в полной темноте.

Огромная пугающая масса воды низвергалась и грохотала, сотрясая камни, на которых мы стояли. Ревущий поток напоминал хор человеческих голосов. Вода отбрасывала чудовищные тени. Освещала галереи, башни, дороги и каменные заросли, которые отражали свет, пронзая пространство серебристыми лучами. Вода из внешнего мира бесконечно текла в самое сердце творения, чтобы обновить его и обновиться самой.

Удивительное зрелище укрепило мою растущую веру в существование сверхъестественного. Это настоящая привилегия – оказаться здесь, на краю величественного водопада, несущего сверкающую огнями воду. Она кружилась, искрилась, пенилась, срываясь со скалы, подножие которой невозможно было разглядеть, а затем снова превращалась в реку. Мы видели, как внизу сияющая вода петляет по неглубокой долине, а затем разливается во всю ширь. И я вдруг понял, что это настоящее подземное море (по крайней мере, если считать, что география здесь такая же, как на поверхности). По обе стороны реки на крутых берегах возвышались тонкие башни белого и серого цвета, такие разнообразные, что вполне могли сойти за многоэтажные жилые дома Нью-Йорка. Таких странных скал я раньше не встречал. Мой брат-геолог, погибший при Ипре, был бы удивлен и восхищен, если бы оказался здесь. Мне ужасно хотелось записать все свои впечатления от увиденного, но теперь я понимал, почему ни один исследователь не сфотографировал это место. Описания подземного мира могли существовать только в фантастических книгах, слишком уж трудно было поверить в него, не увидав собственными глазами. Окруженный грохочущим потоком и серебристой водяной дымкой, я даже не думал, что мы будем делать дальше, и встревожился, когда Уна начала жестами показывать, что нам пора спускаться. Она интересовалась, хватит ли у меня сил, или же нам стоит провести ночь на этой вершине.

Несмотря на слабость, я изъявил согласие пойти дальше. Мне все еще казалось, что даже здесь Гейнор может нас догнать. Я знал, что буду себя чувствовать в большей безопасности, если оставлю его далеко позади. С другой стороны, мои обстоятельства удручали меня: я бы лучше выбрался на поверхность, чтобы добраться туда, где смогу продолжить борьбу против Адольфа Гитлера и его бесноватой хищной банды.

Спускаться мне не хотелось, но если это единственный способ, то я готов был попробовать. Уна указала на сверкающую дымку на полпути в ущелье, и там я заметил очертания природного каменного моста, изогнувшегося над водой от одного берега до другого. Видимо, туда мы и направлялись. Я кивнул и приготовился идти следом за ней. Уна осторожно пошла вниз по неровной тропе, покрытой каплями воды, словно ртутью. Ревущая вибрация, длинные каменные пальцы, спускавшиеся со свода или поднимавшиеся из земли наверх, свет, мощный поток воды – все это просто завораживало. Мне казалось, что я покинул реальный мир и отправился в фантастическое путешествие, которое посрамило бы даже фантазии Шиллера.

Вокруг камень стекал застывшими природными каскадами. Казалось, все живые существа на Земле проникли сюда и замерли кривляющимися химерами. Каменные деревья становились чередой монахов, а монахи – ухмыляющимися гномами. Головы древних черепах поднимались над гнездами из раков с глазами василисков. Они тянули к нам свои клешни.

Боги и богини напоминали искусные резные колонны индуистских храмов и бирманских пагод. Трудно было поверить, что все это создано природой, а не чьим-то разумом. Каменные фигуры словно отражали жизнь на поверхности, людей и животных, растения и насекомых, фантастически искаженных или увеличенных в двадцать раз. Будто сам Хаос, так и не успев обрести форму, застыл в момент рождения замысла. Будто чье-то воображение начало творить весь мир во всем его разнообразии, но, будучи прерванным, не успело закончить.