Ельцин

Ельцин с пренебрежением относился и к канонической мудрости родной страны, и к той политике, которую он раньше успешно проводил. Справедливо говорят, что ни один другой современный лидер не сыграл за свою жизнь «так много политических ролей»[16]. Рожденный в сельской семье, обездоленной сталинистами, в детстве он перенес немало тягот, однако в зрелости каким-то образом стал верным приверженцем коммунизма и даже вошел в члены всемогущего Политбюро ЦК КПСС. Затем с ним произошла фантасмагорическая метаморфоза: он простился с партией и стал заклятым врагом коммунистов. 21 октября 1987 года он произнес речь перед Центральным комитетом партии, которую я называю его «секретным докладом». Это выражение изначально возникло применительно к докладу Никиты Хрущева на ХХ съезде КПСС 25 февраля 1956 года, в котором Хрущев разоблачал преступления Иосифа Сталина. Ельцин так критиковал политику Горбачева, что был сброшен с советского Олимпа всего через два года после того, как на него поднялся, и в дальнейшем возглавил оппозицию Горбачеву, стремясь изменить систему извне, и весьма радикально. Хотя в сравнении с докладом Хрущева 1956 года речь Ельцина может показаться довольно безобидной, она стала переломным моментом в истории коммунизма, не менее значимым, чем выступление Хрущева. 19 августа 1991 года Ельцин, некогда партийный босс Свердловской области, одного из оплотов военно-промышленного комплекса СССР, забравшись на броню танка, произведенного в той же области, на заводе, который он знал вдоль и поперек, своей решимостью не сдаваться заставил пойти на попятную руководителей государственного переворота, подготовленного реакционерами из советского руководства. «Жизнь выдает нам удивительные парадоксы, — говорил один хороший рассказчик из Москвы. — Разве не удивительно, что именно Ельцину, который… был типичным советским человеком, судьба уготовила роль разрушителя советской системы?»[17] Победитель дракона вышел из утробы чудовища.

Парадоксы продолжали возникать и в новой России. Горбачев, придя к власти, подрывал близкие к себе институты и персоналии; Ельцин раздробил крупные структуры и создал им замену. Хотя проводимые им перемены были революционными по масштабу и последствиям, он воздерживался от подобных оценок. Человек, которого называли «квинтэссенцией антиреволюционного революционера»[18], стремился придать собственной революции более умеренный характер и включил в свое правительство множество работников из партийной «номенклатуры», которых раньше он называл дряхлыми реакционерами. Взлетев к вершинам власти благодаря популистской критике чиновничьих привилегий и высокомерия, Ельцин тем не менее создал неравноправную капиталистическую экономику и отправил на войну в мятежную республику Чечню армию, состоявшую из молодых призывников. А закалка, которую он прошел в аппарате коммунистической партии, предрасположила его к созданию российского института «суперпрезидентства», плохо согласовывавшегося с демократической траекторией развития.

Несмотря на все вышесказанное, Ельцин отказался учредить «партию власти», и его последним актом на посту президента стал добровольный отказ от власти. Принимая решения о приватизации промышленности, территориальной децентрализации и поддержке независимых средств массовой информации, он часто пользовался властью в интересах демократиии. По иронии судьбы, человек, которому он в 1999 году передал свой пост, был порождением организации, воплощавшей советские ценности столь же однозначно, как и распавшаяся КПСС. Речь идет о КГБ, Комитете государственной безопасности, преемнике организации, в годы молодости Ельцина жестоко преследовавшей его родственников. И, словно все это было еще не достаточно загадочно, Ельцин, крещенный при рождении и в 1970-х годах приказавший снести Ипатьевский дом, место расстрела царской семьи Романовых, став президентом, в 1998 году похоронил прах царственных мучеников по христианскому обряду. Мало того, уйдя на пенсию, он заново открыл для себя религию и в 2007 году сам был похоронен с соблюдением всех православных обрядов.

Сегодня мы можем анализировать эту диалектику уже задним числом, но пока еще вовсе не очевидно, какие выводы можно из нее сделать.

Образ Ельцина как человека выглядит раздираемым внутренними противоречиями. Билл Клинтон, близко общавшийся с ним в процессе восемнадцати переговоров, сравнивал его с «ирландским поэтом» и с творцом, «рассматривающим политику как роман, который он пишет, или как симфонию, которую он сочиняет»[19]. В оценке Клинтона, который и сам может считаться непростым человеком, склонным ставить под сомнения устоявшиеся рамки и снова и снова формировать свой образ, слышится одобрение. Работая над этой книгой, я встречал множество сравнений в адрес Ельцина, и далеко не все они были столь же позитивными. Вот неполный список эпитетов, которые мне довелось услышать: