Ельцин

19 ноября 1987 года ТАСС выпустил бюллетень, в котором говорилось, что Ельцин назначен первым заместителем председателя Государственного строительного комитета — Госстроя СССР. Самые жуткие его страхи не сбылись. Ельцина не сослали в Улан-Батор или на грязную стройплощадку, не заперли на даче в Московской области. Новая должность была чем-то вроде синекуры: Ельцин получил ранг министра советского правительства и оказался во главе отрасли, которой занимался с юности.

Все еще зализывая раны, 8 февраля 1988 года Ельцин приступил к работе в Госстрое. После исключения из Политбюро он сохранил элитную квартиру на 2-й Тверской-Ямской, но лишился телохранителей, переехал на более скромную дачу и сменил ЗИЛ на «Чайку». Госстрой располагался в современном здании на Пушкинской улице, где сейчас размещается Совет Федерации, верхняя палата российского парламента. По удобству и просторности новый кабинет Ельцина не мог сравниться с тем, к чему он привык, но другого у него не было.

Давление на него не ослабевало. Председатель Госстроя, Юрий Баталин, свердловчанин с дипломом УПИ, специалист по строительству трубопроводов, получил строгий приказ докладывать о всех действиях своего зама. Чекисты прослушивали его телефон, офицеры в штатском постоянно дежурили в здании, чтобы глаз не спускать с его посетителей[569]. Ельцин прекрасно знал о слежке. Чтобы заглушить неудобные разговоры, он включал радио или пускал воду в раковине. Работа навевала на него бесконечную скуку. Одному из посетителей даже показалось, что он постоянно сдерживает желание закричать[570]. Ельцин написал служебную записку премьер-министру Рыжкову с предложением расформировать Госстрой как абсолютно неэффективную структуру и передать его функции другим ведомствам[571]. «Живую динамичную работу с людьми мне заменили кабинетом, — жаловался он в том же году. — [Я] перебираю бумажки»[572].

На протяжении нескольких месяцев Ельцин по-прежнему ощущал себя потерянным. Он сильно переживал, когда февральский Пленум Центрального комитета подтвердил его вывод из состава Политбюро. Помощник Ельцина по Госстрою, Лев Суханов, на следующий после Пленума день был поражен состоянием своего начальника: «Когда утром он пришел на работу, на нем не было лица. Все это напоминало финал какой-то заупокойной мессы, которую ему „промузицировали“ коллеги из Политбюро. Как же он все это переживал! И тем не менее нашел в себе силы и отработал целый день»[573]. В мемуарах Ельцин называет работу в Госстрое «кошмарными полутора годами», «быть может, самыми тяжелыми днями в своей жизни». В кабинете царили «мертвая тишина и пустота». Настоящей «пыткой» было смотреть на кремовый кремлевский телефон в надежде на искупительный звонок от Горбачева. Ельцину хотелось вырвать этот телефон «с мясом», казалось, что он «взорвется новыми бедами»[574]. Удрученный работой и имеющий немало свободного времени, Ельцин в 1988 году увлекся очередным видом спорта — теннисом — и на свои сбережения купил первую машину, маленький серебристый «Москвич». Александр Коржаков, который в бытность Ельцина московским первым секретарем служил его телохранителем, помогал ему учиться водить машину. Ельцин был плохим учеником и часто путал педали газа и тормоза. «У меня после этого седые волосы появились», — вспоминает Коржаков[575].

Вплоть до выборов в советский парламент весной 1989 года Ельцин пребывал в политической сумеречной зоне. О нем не писали московские газеты; интервью с ним просили лишь иностранные журналисты и корреспонденты из Прибалтийских республик СССР. Весной 1988 года председатель Комитета партийного контроля Михаил Соломенцев вызвал его на ковер и стал распекать за контакты с иностранной прессой. «Он грубо оборвал меня, — пишет Соломенцев, — заявив, что не должен ни у кого спрашивать разрешения, что он свободный человек и имеет право высказывать свое мнение где угодно и кому угодно»[576]. На некоторое время количество интервью сократилось. В мае Ельцин побеседовал с представителями двух российских изданий; Секретариат ЦК блокировал публикацию. После этого Ельцин возобновил свое общение с иностранными средствами массовой информации, дав в мае интервью журналистам Би-би-си, а в июне — представителям трех американских телеканалов.