Ельцин

Во время выходных по случаю праздника Ельцин, теперь руководствуясь своим базовым сценарием выживания, собрал у себя всю семью, чтобы обсудить свое бедственное положение. Отправят ли его работать в промышленность, сошлют ли в Свердловск или случится что-нибудь похуже? Переживаемое им напряжение вылилось наружу в нездоровой форме 9 ноября. Окровавленного Ельцина нашли в комнате отдыха горкома на Старой площади. „Скорая помощь“ доставила его в ЦКБ (Центральную клиническую больницу — главную больницу кремлевской сети) на Мичуринском проспекте. Ельцин распорол себе левую сторону груди и живота канцелярскими ножницами. Выбор орудия и поверхностный характер раны, которую не пришлось даже зашивать, показывают, что это, скорее, было проявление гнева, гнетущего чувства бессилия и, возможно, ненависти к себе, чем попытка самоубийства. В больнице Ельцин сказал врачам, что у него был „срыв“, что его мучили головные боли, боли в груди и учащенное сердцебиение: „Видимо, организм не выдержал нервного напряжения“[537]. Наина Ельцина была настолько озабочена психическим состоянием мужа, что приказала его главному телохранителю, Юрию Кожухову, еще до выписки Ельцина из ЦКБ убрать из дома и с дачи охотничьи ножи, оружие и стеклянные предметы. Подруге она призналась, что приняла меры и против возможной попытки покончить с собой с помощью сильнодействующих лекарств[538].

Окончательно падение Ельцина было закреплено на пленуме Московского горкома, созванном Горбачевым и Лигачевым вечером 11 ноября. Тем утром Горбачев позвонил Ельцину в ЦКБ и сообщил, что за ним приедут офицеры КГБ. В ответ на протесты Ельцина, пытавшегося сказать, что он слишком слаб, чтобы без помощи даже дойти до туалета, Горбачев отрезал: врачи помогут. Только в этот момент Генеральный секретарь решил посоветоваться с министром здравоохранения Евгением Чазовым; Чазов предупредил, что участие в общественных мероприятиях может быть опасно для здоровья Ельцина; Горбачев ответил, что вопрос решен и что Ельцин дал согласие[539]. Когда на Мичуринский проспект прибыли охранники, Наина Иосифовна находилась в палате мужа. Она хотела, чтобы Ельцин отказался ехать. Он не согласился с женой, потому что все еще надеялся на благополучный исход и считал, что отказ приехать может быть воспринят как проявление трусости и поставит его сторонников в московском бюро в трудное положение. Ельцин боялся повторения послевоенного „ленинградского дела“, когда руководство второго по значимости города СССР по приказу Сталина было уничтожено. Пока он об этом не сказал, Наина уговаривала его остаться в больнице, „но тут я ничего не могла сделать“[540]. В свете последовавших событий следует отметить, что одним из обвинений Сталина против ленинградцев в 1949–1950 годах было то, что они пытались настроить правительство РСФСР против центрального правительства[541].

Ельцин прибыл на Старую площадь одурманенный лекарствами, в бинтах, лицо его и губы имели фиолетовый оттенок. Александр Коржаков и Чазов в своих книгах пишут, что ему вкололи большую дозу баралгина — обезболивающего и спазмолитического средства. В 2000 году Ельцин вспоминал, что в тот момент чувствовал себя настолько плохо, что ему казалось, он „умрет прямо здесь, в зале заседаний“[542]. Сотрудники КГБ отгородили первые три ряда горкомовского зала, куда могли пройти лишь заранее подготовленные ораторы — „все покрасневшие, все дрожащие… как борзые перед охотой“[543]. Во вступительной речи Горбачев сказал, что его бывший протеже занял „особую позицию“ по политическим вопросам и „поставил личные амбиции выше интересов партии“. В октябрьском выступлении Ельцина „не содержалось ни одного конструктивного предложения“, и оно показало, что он потерял доверие партии[544].

И тут же его принялись гонять все 23 „борзые“. Ни члены бюро, ни члены МГК, ни председатель горисполкома Сайкин, ни секретари МГК не поддержали Ельцина, что его глубоко задело. Умеренно выступали лишь немногие. Секретарь МГК Алла Низовцева сказала, что она часто встречалась с первым секретарем и ни разу не слышала от него ничего, что расходилось бы с линией партии. Но он сошел с пути истинного, и они не заметили, как это случилось: „Мы действительно обольщались, мы… переоценивали и его опыт, и его знания“[545]. Один храбрый человек, Алексей Елисеев, бывший космонавт и ректор Московского высшего технического училища имени Н. Э. Баумана, обвинил членов комитета в том, что они выступили против Ельцина только тогда, когда это оказалось политически выгодным, и не признали собственной ответственности за его ошибки. Почти все прочие ораторы во всех грехах винили исключительно Ельцина.