Читаем Ельцин и его генералы полностью

…Отправляясь с группой журналистов на Курилы с благословения Дубынина, я еще не знал, что вся наша затея уже находится «под колпаком»… Нашему борту, едва успевшему взлететь с подмосковного Астафьева, тут же приказали сесть в Рязани, где продержали часов семь Потом вместо того чтобы идти прямиком на Владивосток, самолет сел в Саратове и всей нашей бригаде объявили, что дальше полетим лишь на следующий день рано утром. Вместо этого взлетели лишь под вечер и вскоре опять стали снижаться — нас сажали в Белой (правда, на этот забайкальский аэродром мы попали из-за несчастья — в самолете тяжело заболел сын офицера).

После Белой оказались на Украинке (Амурская область), где опять коротали почти два дня Но и это было еще не все: после Украинки не разрешили идти на Владивосток, а посадили в Хабаровске, где наше продвижение на острова основательно застопорилось: объявили, что полеты туда отменены на «неопределенный срок». Тогда мы плюнули на все и решили пробираться сами на гражданском самолете. Оказавшись на Сахалине, тоже долго сидели — не было якобы мест до Итурупа. Пришлось дать взятку летчикам, и все мигом пошло как по маслу: уже вскоре мы летели в полупустом самолете, разглядывая в иллюминаторы Охотское море…

Тогда я не знал, что несмотря на разрешение начальника Генштаба на полет и работу в частях, впереди нашей бригады по войскам, аж до Курил, пошла шифровка еще одного зама министра обороны, обязывающая командиров строго ограничить доступ журналистов в курильские гарнизоны…

Вместо запланированных 12–15 часов наша группа добиралась до Курил шесть с половиной суток.

Первый военный, которого я встретил на островах, был начальник аэродрома отставной полковник Владимир Кузнецов, лет двадцать отбарабанивший на островах. Жена после увольнения полковника из армии тянула его на Большую землю, уже и контейнеры заказала, но Кузнецов наотрез отказался — прикипел. Тут какая-никакая квартира, участок, тут родились его два сына. Жилья на материке не было, да и должность такую, какой он несказанно гордился, вряд ли где-то ему бы предложили.

— Лучше на Курилах быть человеком, чем на материке бомжем, — сказал он журналистам, которые облепили его лицо диктофонами — дул ветрюган, аж в микрофонах свистело. С этого интервью началась наша работа.

Кузнецов поселил нас в лучших номерах аэропортовской гостиницы, где дуло в каждую щель, где громко скрипели рассохшиеся полы, иногда пробегали мыши и не было теплой воды. В тот же вечер мы познакомились с заместителем командира авиационного полка ПВО, который несмотря на грозную шифрограмму из Москвы переселил нас в военную гостиницу. Она после кузнецовской напоминала мне трехзвездочный «Хилтон» со своей горячей водой, телевизором и газовой печкой.

Летчики, узнав о цели нашего приезда, валом валили в наши номера, чтобы выразить возмущение: разномастные русские и японские агитаторы уже достали их своими проповедями о том, что «надо уходить». Возмущение часто выражалось в ненормативной лексике, но для газетчиков это было самое то. Яркий и темпераментный материал сам шел в руки. Я еле успевал перематывать кассеты, думая о том, что во время предстоящих в парламенте слушаний у начальника Генштаба будет прекрасный иллюстративный материал…

Авиаполк ПВО стоял на берегу Тихого океана, взлетнопосадочная полоса заканчивалась почти у воды. Там, в самом конце ВПП, у гранитной плиты на могиле погибшего майора стоял стакан с водкой, накрытый четвертушкой засохшего хлеба. А на соседней с аэродромом сопке была еще одна могила — братская. Самолет с несколькими десятками солдат и офицеров врезался в скалу…

Погода на Курилах вела постоянную войну с полком. Она была грознее японских и американских летчиков, постоянно щекотавших нервы нашим пилотам своими наглыми вылазками к островам. Полк Кириллова был уникальным, — пожалуй, единственный полк во всех ВВС России, который взлетал и садился в любую погоду. Даже самые храбрые московские летчики-инспекторы хватались за сердце и отворачивались от взлетно-посадочной полосы, когда очередной МиГ-23 взлетал или садился по тревоге. И этот полк-храбрец хотели изгнать с островов… Однажды полка не стало в течение часа. Налетевший тайфун сорвал истребители с толстых крепежных тросов и разметал их по округе. Ни один самолет не остался целым. Я впервые в жизни видел кладбище самолетов…

Беседуя с десятками людей, я постоянно убеждался, что идея возвратить острова Японии злит и нервирует всех. Эти люди, радующиеся помидору и арбузу, словно малые дети, ползающие летом на службу по уши в грязи, а зимой по горло в снегу, постоянно ощущающие свою оторванность от Большой земли, тем не менее считали острова частью Родины и готовы были погибнуть за Курилы. Меня трогала их искренняя преданность островам.

А фотокорреспондент «Правды» Майя Скурихина тем временем отыскала почти двухметрового симпатичного солдата-вятича Вову, притащила его на берег Тихого океана, нацелила на парня объектив и спросила:

— Вова, как ты относишься к возможной сдаче Курил японцам?

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное