Ельцин. Кремль. История болезни

«И сама публикация, и манера ее подачи чем-то дурно припахивали, – вспоминал Ненашев позднее. – Я считал для себя идти тем же путем невозможным и неприличным. Поэтому сам позвонил Ельцину… Сказал, что если будет желание предварительно посмотреть, мы готовы ее показать».

Ясное дело, Борис Николаевич ухватился за это предложение двумя руками. Вместе с Сухановым он отправляется в Останкино и садится перед монитором.

«И вот он смотрел, смотрел на телеэкран и вдруг начал мрачнеть, – свидетельствует Суханов, – на лице появилось выражение озабоченности, и я чувствую, что этот “видик” ему не по душе… Борис Николаевич, естественно, не дал “добро” на демонстрацию этой не самой удачной встречи в США».

А почему, собственно, запись эта вызвала столь жгучую реакцию? На сей счет имеется два объяснения.

Первое – самого Ельцина и его окружения. Второе – Made in USA.

По ельцинской версии, выглядел он в тот день не лучшим образом, ибо долго не мог накануне уснуть, «растревоженный впечатлениями, физической нагрузкой, усугубляющимся перепадом во времени».

Лишь в четыре утра Борис Николаевич якобы забылся, наглотавшись транквилизаторов, а уже в семь надо было ему вставать.

«Я чувствую, что не смогу подняться, совершенно разбитый, – оправдывается он в “Исповеди…” – Прошу отменить встречу. Мне говорят – это невозможно, будет скандал, хозяева этого не переживут. Я говорю, что я не переживу сегодняшний день… И вот, абсолютно без сил, собрав всю свою волю, я провел первую встречу, затем вторую, ну, а дальше было легче, я разошелся, да и действие таблеток прошло…»

Версия американской стороны – прямо противоположная. Цитировавшийся уже Джеймс Гаррисон, советник президента США, в составленном по горячим следам официальном отчете, утверждал, что всю ночь Ельцин с коллегами налегали на виски «Джек Дэниэлс», и забылись они лишь с рассветом. Так что состояние у Бориса Николаевича было поутру соответствующим. Гаррисон, правда, предлагал ему отменить самые первые встречи, но Ельцин в категорической форме отказался, несмотря на свою невменяемость.

Скажу сразу, эти объяснения кажутся мне намного правдоподобнее. Если внимательно проанализировать записки верного помощника Ельцина Суханова, между строк читается примерно то же.

Судите сами:

«Заканчивался трудный день, – пишет Суханов. – Но ночного застолья мы все же не избежали… Пошли спать поздно – где-то около четырех утра… и долго не могли уснуть… И когда я наконец заснул, меня вдруг разбудил Ярошенко (народный депутат, один из тогдашних соратников Ельцина. – Авт .). “В чем дело?” – спрашиваю. “По-моему, Борис Николаевич не спит”. Я поднялся и пошел в номер к Ельцину. Застал его бодрствующим. “Очень тяжело, – сказал он, – никак не могу уснуть”».

Этими объяснениями Суханов как бы пытается дезавуировать упреки в пьяном загуле. Но выходит все наоборот. Потому что «ночное застолье» до четырех утра в привязке к Ельцину воспринимается однозначно: они до рассвета явно не сухое вино по глоточку цедили.

А потом еще давай по номерам колобродить , ибо уверения, что будили они друг друга, снедаемые страхом оттого, что патрон их никак не может уснуть, звучат очень уж смехотворно. С такой заботливостью им не визиты президентам наносить, а в пионерлагерях вожатыми работать; контролировать тихий час.

Да и как, собственно, депутат Ярошенко мог понять, что Ельцин не спит? По отсутствию храпа?

На ум сразу же приходит аналогичная история, когда в 1990 году Ельцин полетел в Париж, где работал послом бывший его учитель и наставник Яков Рябов, отношения с которым расстроились после октябрьского пленума ЦК. По понятным причинам, встречать его Рябов не поехал, но в четыре утра вдруг звонок:

– Петрович, хотелось бы встретиться.

Только-только отбился, через час – снова здорово.

– Давай встретимся.

Вполне обыденная, жизненная ситуация: принял человек лишнего, вот и потянуло его среди ночи на лобызания и выяснение отношений: ты меня уважаешь?

К слову, парижская эта поездка закончилась весьма показательно. На обратном пути в Москву Рябов и Ельцин оказались в одном самолете. Крепко выпили. Настолько крепко, что по прилете в «Шереметьево» Борис Николаевич был уже нетранспортабелен, и его пришлось вывозить через черный ход, дабы спрятать от глаз восторженной публики.

Вдова Льва Суханова, которая приехала в тот день встречать мужа, хорошо помнит, как вместе с Наиной Иосифовной они начали уже беспокоиться: все пассажиры прошли, а Ельцина с Сухановым – нет и нет.

«Наконец Суханов появился. Тут-то и оказалось, что Ельцина прямо от трапа отправили домой. Он был в таком состоянии, что даже вещей своих забрать не смог…»

Кстати, Светлана Суханова поведала мне и о том знаменитом американском вояже. Несмотря на озвученную Сухановым вышеприведенную версию, своим домашним рассказывал он совсем другое.