Елтышевы

– Валя… – Валентина Викторовна почувствовала, как по щекам потекли слезы, впервые за многие месяцы. – Валя, давай не будем. Что уж нам делить теперь? Что делить-то? Прости меня… – Слезы мешали говорить; забыв о платке, Валентина Викторовна вытирала их ладонью. – Прости, что тогда со свидетельством так… Прости, и давай… Вместе теперь нам надо держаться.

– Чего там? – мужской голос, недовольный и молодой. – Достали лаем уже. Чего там, Вальк?

Та оглянулась во двор:

– Ничего, Саша, сейчас. – И стала закрывать калитку.

– Ва-аля… – простонала Валентина Викторовна.

Лязгнул засов.

– Ну, все, все, Трезор. Хватит. Успокойся…

Несколько дней отходила от этой сцены. Спала плохо совсем, ворочалась на скрипящем диване, старалась не думать, но мысли лезли и лезли, и все тяжелые, давящие; физически чувствовала Валентина Викторовна, как разрывают сердце эти мысли.

Начиналась очередная осень, третья ее одинокая осень. Валентина Викторовна удивлялась тому, как она смогла столько прожить после смерти родных людей, пыталась вспомнить, что происходило за это долгое время одиночества. Ничего не вспоминалось. Лишь сидение на обрезке бруса у калитки, открывание и закрывание вечно теперь полупустого холодильника, уколы… «Скоро уже, скоро», – вдруг услышала словно бы наяву, рядом успокаивающий и уверенный голос.

Распахнула глаза, села на диване. Огляделась. Было темно и совершенно, до писка в ушах, тихо. Хотелось спросить: «Кто здесь?» – но и страшно нарушать эту тишину.

Медленно, стараясь не скрипеть диванными пружинами, не шелестеть бельем, Валентина Викторовна снова легла. И вспомнила, что не сделала еще, наверное, самого важного – памятник до сих пор не поставила. Муж и сыновья лежали рядом – можно поставить один на всех. И огородить все три могилки.

«Умру, действительно, тумбочки упадут, и как не было»… Решила ехать в город. Возле центрального рынка была мастерская…

Утром достала альбом с фотографиями, начала было листать. Мать, школа, та же Центральная улица с теми же избушками, свадьба, Артем в садике, Денис на качелях… Сами собой полились слезы; Валентина Викторовна скорее нашла три подходящих снимка, убрала альбом в тумбочку.

Все деньги брать с собой не стала. Из тайника в чулане, надежно защищенного и от людей, и от крыс железной пластиной, достала пять тысяч. Замкнула дверь на замок, дернула, проверяя, и горько усмехнулась: «Кому надо, сломает и войдет. И заберет все, что надо».

…Мраморный памятник оказался не по карману. Можно было купить небольшой мраморный столбик, но на три могилы это выглядело бы убого. Гранитный тоже стоил дорого. Посоветовавшись с мастерами, Валентина Викторовна решила купить металлический.

– Полста лет спокойно простоит, – заверили ее. – Главное – красить раз в два-три года, чтоб ржавь не съела.

– А фотографии на него как? Надпись?

– Надпись можно на мраморной плашке сделать. Красиво.

– А как ее прикрепить?

– Прикрутим. Надежно будет. И фотографии.

– Хорошо… Я вам верю. – И Валентину Викторовну снова стали душить слезы.

Договорилась и об ограде. Точного размера не знала, сообща с мастерами высчитали, какой она примерно должна быть. Дала бумажку с именами мужа и сыновей, свой адрес.

– Всё, в следующий понедельник привезем. Три тысячи аванса, пожалуйста.

Обменяла деньги на расписку, пошла в находящийся рядом салон фотографии.

– М-м, – грустно покивал мужчина у кассы, выслушав Валентину Викторовну. – В аварии?

– Что?

– В аварии погибли?

– Нет… Другое…

– Рамку делать на портреты?

– А как лучше?

Мужчина вздохнул:

– С рамками фотокерамика лучше, конечно, но, понимаете, сдирают их. Там алюминия граммы, а… Ничего у людей святого.

– Тогда без рамки. И еще, – Валентина Викторовна кашлянула болезненно, – я из деревни, не могу часто туда-сюда… Вы не могли бы готовые портреты в мастерскую передать. Здесь вот…

– Да-да, я знаю.

– Только не позднее понедельника. Они в понедельник памятник повезут, ограду…

– Хорошо.

– И очень прошу вас, не обманите, пожалуйста…

Расплатилась, взяла чек. Вернулась в мастерскую памятников, предупредила, что им занесут три портрета.

– Не перепутайте только, ради бога. И… там я список оставляла. Елтышевы – Николай Михайлович, Артемий Николаевич, Денис Николаевич… Не перепутайте, очень прошу!

На нее уже стали немного сердиться, и Валентина Викторовна направилась к автовокзалу. Но, глянув на часы, увидела, что до автобуса еще три часа. Постояла в раздумье, как провести эти три часа. Хотела было пройти по городу, посмотреть на места, где жила, работала – «может, в последний раз здесь», зайти в библиотеку. Но не решилась – уже от мысли, что увидит дорогое и навсегда потерянное, сердце заколотилось, в горле вспух горький комок. А что будет, когда действительно увидит, заговорит со знакомыми, у которых все хорошо… Купила на рынке немного колбасы, мяса, сыра и – не удержалась – маленькую золотистую дыньку. Медленно добрела до автовокзала, села на скамейку. Стараясь не замечать окружающих, забыть, что она там, где прожила столько лет, где родились ее сыновья, дождалась автобуса.