После Гражданской войны по всем Соединенным Штатам распространился миф о Юге как об извращении американской мечты. Для крупной буржуазии из Нью-Йорка, Филадельфии или Бостона конфедераты окончательно утратили вотум доверия после поражения, лишившего их легитимности, на которую зато мог претендовать Север под покровительственным взглядом Всевышнего. Поставив под вопрос священный принцип единства, на котором зиждилась нация, Юг был ввергнут в чистилище нищеты, вины и поражения мстительным Богом из Ветхого Завета.
Эта легенда тем прочнее укоренилась в представлениях американцев, что южная аристократия сама способствовала ее распространению, приписывая свои несчастья преступной безалаберности «белой бедноты» и врожденным животным инстинктам потомков рабов. В них они видели главных виновников насилия, безграмотности и извращений, которые были характерны для Юга в представлении всей страны, превращая сегрегацию в последний рубеж обороны, способный оградить их общество от наметившегося разложения.
Одним из вождей крестового похода против Юга в первой половине XX века стал Генри Луис Менкен, уроженец штата Мэриленд, который во время Гражданской войны разрывался между верностью Союзу и стремлением отделиться. Этот журналист и писатель прославился своими яростными выпадами против южного общества, невежество и животная вера которого, по его словам, тянут Америку на дно, не давая Новому Свету возвыситься до культурного и интеллектуального уровня старушки Европы.
В резкой филиппике, опубликованной в 1920 году, Менкен сравнивает бесплодный Юг с Сахарой, утверждая, что в этой пустыне не родилось ни одного стоящего историка, ученого, социолога или богослова. «В этом раблезианском раю посредственности, — пишет он, — вы не найдете ни одной художественной галереи, ни одного оркестра, способного исполнить все девять симфоний Бетховена, ни одного оперного и ни одного драматического театра, где можно было бы посмотреть пьесу, достойную этого наименования». За этой острой критикой скрывается ностальгия по благословенной эпохе плантаций, на смену которой пришла диктатура опереточных воротил бизнеса, и сожаление о «высшей цивилизации», подмененной царством ку-клукс-клана и «белого отребья».
Именно с этих суровых позиций Менкена и прочих гонителей «темного Юга» американское кино и сформировало его образ. В период между двумя мировыми войнами Голливуд в кинокартинах типа «Унесенные ветром» и «Иезавель» пропагандировал романтический образ рыцарской аристократии, похороненной под обломками Гражданской войны. Меланхоличное воспевание прошлого оборвалось в начале пятидесятых, пропустив вперед мрачный и неприглядный портрет варварского и свирепого Юга, одержимого непримиримостью в вопросах секса и религии. Взять хотя бы «Трамвай „Желание“» или «Куколку», снятые Элиа Казаном по пьесам Теннесси Уильямса, или более поздние «Беспечный ездок» и «Избавление»: сразу видно, как радикально настроен Голливуд, а его влияние на коллективное сознание американцев было очень стойким.
Ворвавшись на экран в 1956 году, Элвис Пресли пошел против течения, полностью перевернув киношное представление о Юге. В отличие от Марлона Брандо или Карла Мельдена, двух порождений Среднего Запада, которых Казан превратил в вышеупомянутых фильмах в невообразимых южан, Элвис был не настолько профессионален, чтобы играть наследников благородных семейств из Новой Англии, его неистребимый акцент вынудил первых сценаристов поместить его в единственную подходящую для него среду — мир «белого отребья».
Огромная популярность и налет скандальности, связанный с его фигурой, сделали возможным этот смелый жест, на который тотчас ополчилась нью-йоркская пресса, хранительница неприкосновенности «американской мечты». Рецензии, опубликованные после выхода на экраны фильма «Люби меня нежно», ясно говорят о том, что главный упрек, адресованный Пресли, был связан с его сомнительным происхождением, о чем свидетельствует презрительный заголовок в еженедельнике «Лайф»: «Успех вопиющего деревенщины». Черно-белый рок-н-ролл, королем которого он являлся, допускавший смешение полов и культур, что будило страхи и фантазии доминирующей Америки, только обострял чувство отторжения, недвусмысленно выраженное в прессе: в представлении северной элиты рок-н-ролльный бунтарь — прямой наследник Джонни Реба[11]
, непокорность которого веком раньше ввергла Союз в Гражданскую войну.Непреходящий успех Пресли в подростковой среде принудит интеллигенцию и буржуазию пойти на попятный, тем более что полковник старался сгладить все острые углы, работая над имиджем своего певца. По мере появления новых кинокартин, в частности после самого совершенного фильма Элвиса — «Король Креол», место действия которого перенесли из Нью-Йорка в Новый Орлеан, — СМИ постепенно проникались уважением к невиданному доселе в Америке персонажу — достойному деревенщине с Юга.