Элвис нелегко расставался со своими привычками. Он не мог забыть своего взаимопонимания с Лейбером и Столлером, а потому скривился, когда Бинсток прислал ему в Германию сочинение Помуса и Шумана под названием «Turn Me Loose». Он понял свою ошибку в один прекрасный весенний день 1959 года, когда юный подражатель Фабиан ворвался с этой песней в горячую десятку. На первых после своего возвращения сеансах звукозаписи, год спустя, он согласился исполнить песню Помуса и Шумана «А Mess of Blues» — так началось сотрудничество, продолжавшееся до середины десятилетия и породившее такие шлягеры, как «Surrender», «His Latest Flame», «Little Sister», «Kiss Me Quick», «Viva Las Vegas»…
На двух сеансах, в марте и в апреле, удалось записать в общей сложности 18 дорожек — хватило на три «сорокапятки» и на альбом «Элвис вернулся!». По этому изобилию можно судить, как страстно Пресли вновь окунулся в музыку, к великому облегчению Стива Шоулса, который не знал, чего от него ждать. «Напряжение в студии было почти материальным, — рассказывает инженер звукозаписи Билл Портер. — Рядом со мной стояли полковник Паркер, вице-президент Ар-си-эй и Стив Шоулс. Когда Элвис запел первую песню, они не произнесли ни слова, но когда все прошло хорошо, все разом заговорили. Они явно были в большом напряжении».
Те, кто опасался, что чуда не произойдет, могли успокоиться, поскольку к Элвису вернулись энергетика и свежесть, поблекшие накануне его ухода в армию. Фанаты это почувствовали, и вскоре после выхода пластинки, записанной 23 марта, песня «Stuck On You» («Запал на тебя») взлетела на первую строчку хит-парадов. Ар-си-эй понадобилось всего три дня, чтобы отпечатать около полутора миллионов экземпляров этого диска; чтобы выиграть время, обложки изготовили еще до записи, без указания заглавия, на них только значилось: «Новая запись Элвиса для 50 миллионов его поклонников».
С той же поспешностью выпустили в свет альбом «Элвис вернулся!» от 8 апреля, но на сей раз результаты оказались ниже ожиданий Паркера и Шоулса, надеявшихся перевалить за полмиллиона распроданных экземпляров. А ведь это был самый связный и самый совершенный сборник Элвиса с самого начала его карьеры как по подбору репертуара, так и по качеству исполнения. Певец вновь обратился к блюзу, исполнив свою версию «Reconsider Baby» негритянского гитариста Лоуэлла Фулсона и «Fever» Литтла Вилли Джона.
Не говоря уж о коммерческом провале, полковник был разочарован и приписал отсутствие воодушевления со стороны публики возвращению к качественной работе, которая его никогда не вдохновляла. Ему плевать было на мнение критики, а тем более истории. Паркер всегда отличался неспособностью заглянуть в будущее, и опыт с «Элвис вернулся!» утвердил его во мнении, что пошлость — лучшая гарантия успеха у масс. С его точки зрения, эпоха рок-н-ролла закончилась, негритянская музыка, столкнувшись с миром поп-культуры, утратила свои самые спорные атрибуты, так что пора окончательно ввести Элвиса в бесцветный мир безобидной эстрады.
Этот вывод немедленно сказался на издательской политике, которую Паркер полностью забрал в свои руки после пересмотра контракта Пресли с Ар-си-эй. Об этом можно судить по выходу двух следующих «сорокапяток» в начале лета и осенью: «It’s Now or Never» («Теперь или никогда») — всего лишь адаптация классической неаполитанской песни «О Sole mio», a «Are You Lonesome Tonight?» («Одиноко ли тебе сегодня вечером?») — шлягер «безумных лет», исполнявшийся на радио певицей Вогэн Делит, патронессой американской эстрады. Обе эти песни распродавались еще лучше, чем «Stuck On You», без труда занимая почетные места в чартах журнала «Билл-борд». Утвердившись в своем мнении, полковник рассматривал теперь карьеру Элвиса вне всякого определенного музыкального стиля, а следовательно, далеко от рок-н-ролла.
От всего того, что составляло оригинальность Элвиса Пресли, окончательно отказались 12 мая, когда по телеканалу Эй-би-си показали передачу, записанную вместе с Фрэнком Синатрой полтора месяца назад. В отличие от других грандиозных планов, о которых полковник разглагольствовал, пока певец находился в Германии, эта встреча на высшем уровне с ведущим представителем взрослой и конформистской эстрады была похожа на серьезный проект. Всю вторую половину пятидесятых годов Синатра высмеивал новую волну, а теперь вдруг развернулся на 180 градусов, пригласив Элвиса в свое шоу.
Смена курса не была такой внезапной, как кажется: хотя Синатра и сменил гнев на милость по совету своей дочери Нэнси, архетипа разбитной куклы Барби на рубеже десятилетий, большую часть пути проделал сам Пресли. Он отрекся от своего новаторского подхода к песне и свободы движений, которая лежала в основе его сценической репутации.