Эм + Эш. Книга 2

Гайдамак и Шаламов-старший, невзирая на неприятные моменты в прошлом, сумели как-то сразу найти общий язык.

— Быстро же они снюхались, — усмехался Шаламов.

— Но это же хорошо, — улыбалась Вероника. — И бизнес у твоего отца ещё больше пойдёт в гору, и нам с тобой никто мешать не будет.

На самом деле им не только не мешали, но и всячески подталкивали друг к другу. Особенно Шаламов-старший — при каждой встрече он назойливо восторгался, какая они красивая пара. Гайдамак в этом отношении вёл себя более сдержанно, но поощрял их отношения по-своему: то билеты на двоих подсунет, то оплатит номер-люкс в кемпинг-отеле, то отправит обоих в Аршан на все выходные. Что касается бизнеса, то тут оба отца и в самом деле нашли общие интересы, причём обоюдные.

Гайдамак признавал, что недооценил размах отцовского предприятия, думал, мол, там горстка алкашей по липовым документам пилит сосны за бесценок. А там и огромный парк станков, и своя крупногабаритная техника, и вся документация почти в ажуре. Но ещё больше Сергей Петрович винился, что не сразу разглядел у Шаламова-старшего «деловое чутьё, оборотистость и умение договариваться». Оба тактично умалчивали, что пару месяцев назад того и на порог к Гайдамаку не пустили. Какие уж тут «не сразу разглядел»? Не сговариваясь, благоразумно решили, что не стоит поминать старое, тем более когда будущее сулило такие радужные перспективы.

И Шаламов-старший, и Гайдамак всерьёз рассматривали идею создать совместную дочернюю компанию, которая будет заниматься полным циклом от лесозаготовки до поставок конечному потребителю плюс собственное производство. Такое партнёрство обещало крупную прибыль обеим сторонам, а залогом взаимного соблюдения интересов друг друга оба видели союз Эдика и Вероники.

Шаламова же напрягала эта ситуация. Нет, против Вероники он ничего не имел, с ней всё хорошо. Но вот это давление со всех сторон вызывало невольный протест. Он даже разругался с родителями по этому поводу.

— Это моя жизнь! — кричал он. — Мне выбирать, с кем жить, на ком и когда жениться.

— Позволь напомнить, что ты сам её выбрал, — возразил отец. — Мы лишь просим узаконить ваши отношения для общего блага. Не прямо сейчас, но…

— Позволь напомнить, — огрызнулся Шаламов, — что ты просил не связываться с ней, потому что она старовата для меня.

— Ну, ну, что ты такое говоришь! Если я и ляпнул тогда что-то, не подумав, то признаю — да, был неправ. Я же её тогда не видел. Не знал, какая она…

— Скорее, не знал, кто её отец.

— Эдик, не разговаривай так с папой! — вмешалась мать. — Он ведь не для себя, а для нас, для тебя старается.

— Послушай, ну что ты в самом деле так взъерепенился? — сменил тон отец. — Ведь вы и так с ней жили вместе и расходиться не собирались, верно?

— Ну.

— Так что изменится-то от несчастного штампа в паспорте? Уверяю тебя, ничего. Ни для тебя, ни для неё. Это лишь для нас своеобразная гарантия. И потом, подумай о ней, если на нас с матерью тебе плевать. Ей, думаешь, нужны все эти трали-вали, пожили-разбежались? Ей нужен надёжный человек, с кем можно строить жизнь. Ты можешь, глядя ей в глаза, сказать, что не хочешь и не будешь на ней жениться? Что…

— Всё, хватит, — оборвал его Шаламов раздражённо. Само собой, он так Нике сказать не сможет. Да и на родителей ему не плевать, зря отец так считает. Просто достало, что последнее время всё за него решают и ставят перед фактом: ты должен сделать это, ты не должен делать то. Не жизнь, а прямо-таки комедия дель арте, а он всего лишь дзанни.

Нет, он бы, может, ещё и встал в позу, если б Вероника разделяла его взгляды. Но она, едва пошли разговоры, даже намёки о свадьбе, так воодушевилась, что Шаламову как-то и неловко стало идти на попятную. Да ведь и правда, говорил он себе, у них с Вероникой всё хорошо, даже замечательно. Вряд ли в его жизни будет что-то лучше. К чему тогда эти взбрыки? Просто чтоб характер проявить? Ну так его, этот характер, можно будет проявить и как-то ещё, не портя при этом жизни близких людей.

Так что потихоньку он свыкся с этой мыслью. Бесило только то, что одногруппники, узнав про Веронику, отказывались верить, что он с ней не из корыстных соображений. С Шустовым он даже схлестнулся. Тот обозвал Веронику старушкой, а его, хоть и не прямым текстом, — Альфонсом.

— Люди говорят гадости, чтобы как-то себя утешить. Для таких чужое счастье — просто пытка, — успокаивала его потом Вероника, обрабатывая мазью сбитые костяшки.

Глава 10

В воскресенье собирались пойти с Вероникой к какой-то её подруге.

— Мы с Кристинкой учились в одном классе. Так что дружим уже сто лет, — рассказывала она, выводя чёрным стрелку. — Правда, последнее время редко встречаемся. У неё семья, трое детей, у меня — работа.

Она повернулась к нему и, улыбнувшись, добавила:

— И ты.

Шаламов тоже улыбнулся в ответ — Вероника с одним накрашенным глазом выглядела комично.