Эмбрион. Начало

Валерик размазывал по лицу кровь из разбитой – разок все же попал Кат! – губы. Вид у него был жалкий. Самого Ката держали сержант с помощником. Несмотря на свои почти семнадцать лет, он уже был сильнее каждого из них в отдельности.

– Прекратить! – заорал капитан.

Кат перестал биться в руках дежурных, а Валерик завыл еще громче и жалостливее.

– И ты заткнись, – сказал воспитатель. Наступила тишина.

– Кто зачинщик? Волков?

Валерик закивал головой, не рискуя подать голос. Кат стоял неподвижно, стиснутый в захват сержантом за шею.

– Отлично… Восемь суток карцера. Первый день без воды, а жрать не давать всю дорогу.

– Сдохнет, – тихо сказал сержант, отпуская шею воспитанника. Да Кат и сам не пытался вырваться. Восемь суток! Он отсюда инвалидом выйдет, если вообще сам ходить сможет.

– Ты меня, Ринатов, поучи еще, – огрызнулся на сержанта Зинченко. – Наказание должно быть неизбежным и суровым!

– Это правда насчет девчонок? – неожиданно спросил Кат. – И про Консуэло?

– Волков, Волков… – неодобрительно сказал капитан. – Придется с тобой провести воспитательную беседу, неуправляемый ты какой-то. Ринатов, этого, – он кивнул на Валерика, – в медпункт. Сам возвращайся на пост. А ты, боец, оставайся здесь. Окажешь помощь в учебном процессе.

Били недолго, но грамотно. Ногами.

Оставшемуся бойцу Кат расквасил нос, но это его только разозлило – вдвоем они повалили воспитанника на грязный бетонный пол. Пару раз хрустнули ребра – от особенно удачных ударов. Кат сжался, пытаясь закрыться, но где там! Он молчал, крепко стиснув зубы. Кричать смысла нет, кто ему поможет? Вернувшийся в караулку сержант? Он перед капитаном никто.

– Я тебе так скажу, Волков… – тяжело дыша, сказал капитан. – Мы тебя до смерти забить можем. Я отмажусь, а этот, – он махнул рукой в сторону утиравшего кровь солдата, – еще и благодарность получит.

Кат молчал. Что здесь сказать – так все и есть. Отмажется. Получит.

– Сколько за тобой смотрю, ты – катастрофа какая-то ходячая. Таких в детстве душить надо, пуповиной. Братец твой смылся, да и сдох где-нибудь. Вот это правильная судьба. Мог бы и тебя прихватить.

– Роман убежал? – сплюнув кровь, переспросил Кат. Жутко болели ребра, что-то сломали все-таки.

– Слинял, гаденыш, тогда еще. До изолятора не довезли, соскочил по дороге. Но тебе это не грозит, придется из тебя человека делать. Убью в процессе – значит, судьба. Не жалуйся.

– Товарищ капитан! – в дверях карцера появился дежурный, сочувственно глянул на лежавшего воспитанника. – Звонили от Фомина, вас вызывает.

– Буду. Иди пока отсюда, – проронил Зинченко. Сержант козырнул и ушел.

– Боец, посторожи-ка в коридоре, – велел капитан. – А я договорю с подопечным.

Когда они остались одни, Зинченко достал любимый портсигар, закурил и продолжил:

– Значит, интересуешься, как оно у меня с девками? Любопытный? Ну, слушай… Имею право, вот и деру воспитанниц. Да им самим нравится, не с вами же, уродами, спать. Думаешь, боюсь, что ты расскажешь кому? Мне плевать. Фомин тебя слушать не станет, а на остальных мне положить с прибором. Сейчас вот Консуэло хочу. Гладкая она, кубиночка, мягонькая.

Кат дернулся встать, но получил пинка по уже сломанным ребрам. В боку как костер разожгли.

– Папа у нее сложный, но так даже интереснее. А может, замуж ее взять? Тоже вариант…

Снизу вверх Кат с ненавистью смотрел в глаза курившего капитана. Отсюда было видно, какая у того отвисшая кожа на шее, под подбородком, словно кто-то зацепил ее, оттянул, а обратно она не вернулась. Болтается неживым зобом, делая капитана похожим на голубя. В книжках было много картинок голубей, предки даже выводили новые породы.

– Но мне и без нее неплохо. Знаешь, как Светка у меня дежурит? Совсем свои выходы и входы не охраняет. – Зинченко хохотнул. – Что хочешь делай, только визжит. Однажды вдвоем их с Маней пользовал. Красота! Одна растопырилась, стонет, а вторая…

– Какой же ты урод, капитан, – тихо сказал Кат. Закашлялся и сплюнул. – Тебя убить мало!

Зинченко заржал в голос и снова пихнул его сапогом:

– Завидуешь? Ну-ну. Лежи, завидуй. За восемь суток яйца отморозишь, перестанешь. Саша – катастрофа, хе-хе.

– Товарищ капитан! Ну, срочно, говорят… – снова прервал их сержант.

– Ринатов! Я тебя самого сюда суну, понял, сурок приволжский? Иду, хер с тобой.

Зинченко последний раз затянулся, наклонился над Катом и потушил окурок об его руку, вкрутил в кожу.

– Подумай, на кого залупнулся! И… Передумал я. Не буду из тебя никого делать. Труп если только.

Когда шум шагов затих в коридоре, Кат с трудом поднялся на четвереньки и стал двигаться к лежанке. Валяться на бетоне – верная смерть, а ему надо жить. Очень надо. Но не как Валерик, чтобы сытно и подло, а по-другому. Чтобы не ему плохо было, а разной сволочи, по неведомым причинам зажившейся на свете. На Суле он женится, как же!.. Это даже не плесень, это бешеный хищник. Таких отстреливать надо, не задумываясь.

Сразу, как встретишь.

– Давай помогу, – тихонько сказал вернувшийся снова сержант. – Не вставай, похоже, ребра поломаны. Врача потом приведу, пока на вот, попей.