Емельян Пугачев. Книга 1

— Ты, Гришенька, есть сатана. Ты всесветно известный ловелас и ветреник. Ты рад склонить к грехопадению смиренную богомолку-пилигримку.

Грех, Гришенька, грех.

Орлов, жадно целуя нежную руку подруги, вздохнув, ответил:

— Господь милосерд и к прекрасным кающимся грешницам скоропослушен.

Екатерина вдруг помрачнела и, уже слушая, что рассказывал ей Орлов, упорно молчала, она вся ушла в охватившие ее грустные думы. Ей вспомнился недавний случай, происшедший в Царском Селе незадолго до коронации на интимном ужине, в обществе Никиты Панина, гетмана Кирилла Разумовского и Григория Орлова: сей последний, переложив чрез край горячительных напитков, сделался весьма развязен и впал в чрезмерное хвастовство. Вели шумный разговор о недавнем перевороте 28 июня, вспоминали всякие героические и смешные эпизоды. Но вот заговорила Екатерина, и все смолкли.

Она сказала по-французски:

— Все дело заключалось в том, чтоб или погибнуть вместе с сумасшедшим, или спастись вместе с народом, который хотел избавиться от подобного царя.

— Да что, матушка, — обращаясь к Екатерине, бесцеремонно воскликнул Орлов и не то в шутку, не то всерьез — Екатерина до сих пор не может понять — стал с наигранной наивностью бахвалиться:

— Я столь огромное влияние имею на гвардию, что если б я с братишками захотел, мог бы чрез месяц и вас, матушка, свергнуть с престола. Чрез месяц!

Екатерина тогда сверкнула на него холодным взором, чрез силу улыбнулась, опустила голову. А остряк гетман Разумовский, потешно избоченясь, захохотал в глаза Орлову и — тоже не то всерьез, не то в шутку бросил:

— Навряд ли, Гриша… Чрез месяц, говоришь? Но, друг мой, не дожидаясь твоего месяца, а этак недельки через две, мы трохи-трохи повесили бы тебя. Хе-хе-хе…

Екатерина благодарно кивнула гетману.

Сразу придя в память, Григорий Орлов поспешно налил два бокала шампанеи.

— Гетман! Поцелуемся… — фальшиво прокричал он. — И выпьем за здоровье всемилостивой матушки. Я дурак, дурак… Матушка! Я пошутил.

Казни меня… — и он опустился перед нею на колени. Она нехотя подала ему для лобызанья руку и, полузакрыв глаза, так же нехотя — на мгновенье коснулась губами его лба.

И вот теперь, сидя в карете бок о бок со своим фаворитом, Екатерина упорно и вдумчиво взвешивала свою грядущую судьбу. Ей надо вести себя умно и осторожно. За нею зорко наблюдают. Ей доподлинно известно, что почти каждый солдат гвардии считает себя виновником ее воцарения, что многие гвардейские офицеры мнят себя недостаточно награжденными за участие в перевороте, и поэтому среди гвардейцев носится скрытый дух вражды и недовольства; что у Григория Орлова много врагов.

И ежели он загремит сверху вниз, пожалуй, несдобровать и Екатерине.

А тут еще этот страшный полупризрак, черт его забери, претендент на престол — Иван Антонович! Он как бельмо на глазу Екатерины, он сугубо опасен ей!.. Разве не свидетельствует об этом гнуснейший заговор Хрущева с Гурьевым! А ее болезненный сын, восьмилетний Павел… Ведь партия Паниных спит и видит, как бы чрез подходящий случай вместо Екатерины посадить мальчишку на престол. Но от такого-то пассажа уж как-нибудь она убережется…

Не то Екатерине страшно, про что много говорят, — страшно то, о чем молчат!

Как неимоверно трудны первые шаги царствования, сколь призрачна земная власть! И на глазах Екатерины слезы.

— Государыня, государыня! Вас приветствует народ. Я открою дверцу, махните ручкой… — говорит Орлов.

— Нет, нет, оставь, — отвечает она, ей сейчас не до народа.

Она косится в сторону любимого своего Гришеньки — в нем вся ее надежда. «Муж! Мой милый муж», — мысленно шепчет она, и ей хочется это мужественное, это крепкое слово произнести вслух и еще раз напомнить своему ветреному спутнику, что ей грозит беда.

Карета остановилась. С радостным визгом бросились к хозяйке две собачонки — верней их нет на свете! Ударил барабан, раздалась команда, офицер и солдаты молодцевато сделали на караул.

Вдали маячил на коне красноносый полицейский унтер с нагайкой, он осаживал сермяжных мужиков в лаптях, дабы их видом не оскорбить светозарных очей владычицы империи.

Государыня, шурша юбками, распространяя вокруг тончайший аромат французских духов, быстро впорхнула на крыльцо.

И вот Екатерина круто принялась за сложные дела государственного устроения.

Было обращено строжайшее внимание на лихоимство, взяточничество, казнокрадство, продажные суды. Вся Русь погибала от лихоимства. Начиная с губернаторов и воевод, «разоряющих всякими способами обитающих под их правосудием», и кончая последней мелкой сошкой, — все торговали своим официальным положением. Весьма толковый, либеральный манифест, подсказанный Никитой Паниным и написанный собственной рукой Екатерины, был направлен на искоренение этой злокачественной язвы. Однако он никакого успеха ни имел и не мог иметь: одними словами, как бы хороши они не были, делу не поможешь…

Интересен и плодотворен манифест, опубликованный на многих языках и во многих заграничных газетах об иностранных поселенцах в России.