Емельян Пугачев. Книга 1

Спасибо, помог близкий друг царя генерал Измайлов, привезший от Петра письмо и Петру коварно изменивший. Он предложил Екатерине свои услуги исполнить деликатную и тяжелую миссию привести в Петергоф бывшего царька живьем. Екатерина «всемилостивейше» согласилась.

Панин вместе с Екатериной составили акт об отречении. Петр должен был собственноручно переписать его и подписать:

«В краткое время правительства моего самодержавного Российским государством самым делом узнал я тягость и бремя, силам моим несогласное, чтоб мне не токмо самодержавно, но и каким бы то ни было образом правительства владеть Российским государством. Почему и восчувствовал я внутреннюю оного перемену, наклоняющуюся к падению его целости и к преобретению себе вечного чрез то бесславия. Того ради, помыслив я сам в себе, беспристрастно и непринужденно чрез сие объявляю не токмо всему Российскому государству, но и целому свету торжественно, что я от правительства Российским государством на весь век мой отрицаюся… в чем клятву мою чистосердечно пред богом и всецелым светом приношу нелицемерно, все сие отрицание написав моею собственной рукой. Июня 29 дня, 1762 года».

2

Измайлов вернулся в Ораниенбаум вместе с Григорием Орловым и князем Голицыным. Переговоры генерал Измайлов вел с Петром с глазу на глаз в аудиен-зале. Петр казался еще более, чем обычно, слабым и подавленным.

Сегодня 29 июня, день тезоименитства императора.

— Позвольте поздравить вас, государь, с днем вашего ангела, — как ни в чем не бывало начал друг Петра, генерал Измайлов. Такое неуместное приветствие прозвучало как издевательство.

Петр кивнул головой, его шея обмотана белым платком, — торчала вата, — голос был хрипл, видимо, он простудился вчерашней ночью на море.

— Есть ли ответ от императрицы? — не глядя на генерала, выкрикнул Петр.

— Есть, ваше величество, — и, придав лицу маску скорби, вероломный генерал Измайлов вручил бывшему царю акт отречения и маленькую записочку царицы.

Петр вялыми после бессонницы глазами просмотрел акт, стукнул в стол перстнем и надорвал бумагу.

— Не хочу!.. Что они там затевают? Сейчас же еду в армию, в Пруссию, в Голштинию…

Я пойду на подлую узурпаторшу войной… Молчать, молчать! И где твоя, Измайлов, клятва?! — выкрикивал он простуженным голосом, хватаясь то за шею, то за шпагу. — Всюду предатели!

— Войска ее величества в двух часах отсюда, — спокойно сказал Измайлов. — Сводный казачий отряд под начальством Алексея Орлова уже окружает Ораниенбаум. А ее величество государыня императрица повелевает немедля быть вам в Петергофе. И я, как верный раб ваш, дружески советую вам, государь, исполнить высочайшее повеление, — с нескрываемым ехидством закончил Измайлов.

Петр заскрежетал зубами, сверкнул на изменника взглядом презрения, приоткрыл дверь, крикнул: «Трубку!..» — стал дымить, стал быстро шагать по комнате. В глазах туман. Он чувствовал, что ему приходится играть теперь не с оловянными солдатиками, а сойтись грудь в грудь с живыми богатырями.

Он дрожал от унижения и бессильной злобы, его ум мешался, кровь леденела.

Выбежав в соседний танцевальный зал, он кричал там среди пустых стен:

«Молчать, молчать!» Опять вернулся, стиснул обеими руками голову, несколько мгновений стоял с закрытыми глазами, как бы в столбняке, потом, застонав, подбежал к овальному столу и судорожно схватил лист свежей бумаги, подсунутый ему Измайловым.

Вскоре генерал Измайлов вынес Григорию Орлову и князю Голицыну собственноручный акт Петра об отречении. Те на полном карьере поскакали в Петергоф.

Измайлов, успев при помощи казаков разоружить трехтысячный отряд голштинцев, торопил Петра с отъездом. Провожать царя вышла вся прислуга.

Хныкали, целовали его руки, шептали потихоньку от Измайлова:

— Батюшка наш… Схоронись куда-нибудь, лошади твои заседланы, беги в Голштинию… А то она прикажет… убить тебя.

Петр обнял плачущего Нарциса, сказал:

— Дети мои, теперь мы ничего не значим…