Но Долгополов, состроив самую лисью, самую преданную физиономию, заулыбался во все лицо и, выбросив вперед руки, елейным голосом воскликнул:
– Здрав будь, кормилец наш, Нил Иваныч, батюшка! Вот где приспело встретиться с тобой!
Хряпов тряхнул локтями, брюхом, всем корпусом – потешные старички отскочили прочь – и, выкатив глаза, гаркнул на Долгополова:
– Ах ты, крамольник, песий сын! Какой я тебе Нил Иваныч?! Вались в землю, а то сказню!.. – И он ударил кулаком в ладонь, кресты и звезды на его груди зазвенели.
А бородачи, высунувшись из-за его спины, принялись засучивать рукава своих сермяг.
– За что же меня хочешь сказнить-то, Нил Иваныч? – собрав морщинки на вспотевшем лбу, жалобно проговорил Долгополов. – Ежели ты у нашего государя в великих генералах ходишь, так ведь и я-то у батюшки не обсевок в поле... Ведь я, мотри, послан его величеством...
– Замолчь! – топнул Хряпов, заплывшее жиром лицо его стало зверским, пугающим. – Повешу!
– Побойся ты Бога, Нил Иваныч... – молитвенно складывая руки, пролепетал Долгополов. – Вот у меня и ярлык от государя императора... Он, пресветлый царь, с воинством своим сюда шествует. А меня передом послал... Мотри, худо будет...
Обалделые глаза Хряпова вылезали из орбит, на припухших губах появилась пена, он надул щеки, чрезмерно тяжко задышал и не своим голосом гаркнул:
– Вздернуть! Раз он, сволочь, меня государем императором не признает – вздернуть!
Тут выскочил из кустов страховидный дядя с топором за поясом и, поддергивая штаны, шустро поднялся по ступенькам на крыльцо.
– Кого вздернуть-то? Пошто вздергивать-то? Дозвольте, царь-государь, я этому старому петуху, растак его, голову топором оттяпаю... – и мужик выхватил остро отточенный топор.
Остафий Долгополов, видя свой последний час, рухнул Хряпову в ноги, пронзительно завопил:
– Винюсь, винюсь! Я все наврал, батюшка! А теперича вспомнил: вы есть истинный государь Петр Федорыч Третий, ведь я у вас в Ранбове во дворце бывал, видывал вас самолично... Ребята! Не сумневайтесь, это истинный государь наш...
Пьяный Хряпов ткнул его ногой в сафьяновом желтом сапоге и, что-то пробурчав, повернулся обратно в дом.
В прах поверженного Долгополова схватил за шиворот страховидный дядя с топором:
– Вставай, козья борода! Андрюшка, Васька, ведите его под ворота к петле.
Долгополов стал вырываться, стал кричать истошным голосом:
– Братцы! Что же это... Сударики! Я вам денег... Ведь я купец из Ржева-Володимирова...
– Иди, не упирайся, так твою! Нам от батюшки даден приказ купцов не миловать...
– Караул! Караул! – жутко завизжал купец, увидев висевшие под воротами трупы. – Мужики, не озоруйте! Паспорт у меня... Денег дам...
– Молись Богу, черная твоя душа... – прохрипел дядя с топором. – Андрюха, спущай веревку!
– Господи! Прими дух мой с миром, – молитвенно воскликнул Долгополов и устремил глаза к небу. – А вы, дурачье сиволапое, не царю, а вору служите, мяснику Хряпову...
И когда петля уже была накинута на шею Долгополову, вдруг где-то за околицей ударили один за другим три выстрела, рассыпалась дробь барабана, загремело «ура»...
Мужики, их человек пятнадцать, бросились от Долгополова врассыпную. В барском доме и около поднялась суматоха, послышались крикливые, перепуганные голоса:
– Втикай, братцы!.. Догуля-я-лись! Солдатня пришла! Пропали! Батюшку-то береги!
– Где батюшка? Вавила! Митька!
– Тройку, тройку царскую сюда!..
– Пали из пушки!.. Ой, Господи Христе!
От сильного волнения сердце Долгополова остановилось. Он закрыл глаза и повалился наземь.
Кругом все крутилось как в вихре. С колокольни неслись заполошные звуки набата. Взад-вперед бестолково скакали на клячах, неумело встряхивая локтями, трезвые и пьяные мужики. Мясник Хряпов, сорвав с груди кресты и звезды, охая и кряхтя, залезал с какой-то бабой в барскую пролетку.
– Всем бекетчикам головы долой! – свирепо орал он, стреляя из пистолета в воздух. – Так-то они караулят императора!
– Окружа-а-ють! Казаки окружають, солдатня! – галдели с колокольни.
– Огородами, огородами!.. В лесок беги! – будоражили воздух раздернутые голоса.
Десятками, сотнями устремлялись спасаться в ближайший лесок кой-как вооруженные люди из хряповской ватаги. Стрельба и воинственные крики раздавались со всех сторон.
Слепая черная собака, сидя на перекрестке и задрав вверх морду, жутко выла. Стайками носились возле крыш быстрые стрижи, со свистом рассекая тугими крыльями вечерний тихий воздух.
Длительный обморок Долгополова кончился. Кончилась и уличная суматоха. Наступили прохладные сумерки. Долгополов не сразу пришел в память. Он то ощущал себя при смертном часе, то ему представлялось, что он уже по ту сторону бытия и ожидает, когда ангел смерти поведет его душу к престолу Бога... Но вот баба в сарафане протянула ему ковш студеной воды, он с жадностью половину ковша выпил, другую половину, согнувшись, вылил на полуплешивую свою голову, чтобы освежить горящий мозг и привести в порядок взбудораженные мысли.