Эмеслам (СИ)

— Забавно, что вы, пробыв в стране так мало, уже уяснили, кто на самом деле тут представляет из себя реальную угрозу, — сказал он, доставая сигареты и предлагая Адрии закурить. — А ведь у подполья формально не один враг, а два: правительство Ашургалова и сардар. Так по крайней мере кажется всем непосвященным в политические дебри простакам. Но на деле враг всего один — Мансур Месхингасар. С одной стороны, он сделал за повстанцев их работу — почти раздавил Ашургалова и его банду. С другой стороны, позиции Месхингасара усилились в разы, сделав его слишком могущественным.

Адрия с удовольствие закурила крепкую сигарету, не сводя с него взгляда.

— И все же, вы не побоялись встать на сторону подполья, — многозначительно промолвила она.

Искандер тоже прикурил и выпустил в потолок облако сизого дыма.

— Я сделал это не сразу — я имею в виду поддержку повстанцев. Изначально бунт против правительства подняли богачи, желавшие уничтожить других богачей: они впустили в страну моджахедов, они устроили кровавую бойню. Это была драка между жадными хапугами. Если бы на стороне президента не оказалось Месхингасара, то эта затяжная драка закончилась бы падением режима Ашургалова. Когда Месхингасар начал методично вырезать богачей-бунтовщиков, то подполье лишилось всех своих лидеров. Парадоксально, но уничтожение первоначальных лидеров повстанцев дало этому движению вторую жизнь — на их место пришел Гильгамеш. Он изменил политическую программу подполья, объявив, что отныне повстанцы сражаются не ради интересов богачей и властьимущих, а ради демократического самоопределения граждан Эмеслама. И демократия здесь — это не просто абстракция, а вполне конкретные меры! К примеру, он предлагает убрать понятие титульной нации из законодательства и позволить всем гражданам, не зависимо от национальности, заниматься политикой — пока же баллотироваться на государственные посты могут только месламиты. Также он требует отменить закон о внутриобщинной сегрегации месламитов, которая предписывает отказываться от неполноценных, с точки зрения традиции, детей. Вот ответ, почему я поддерживаю подполье!

Услышав слова про сегрегацию, Адрия буквально подскочила на месте от осенившей её догадки:

— Кажется, я поняла! Вы шаррига, не так ли? — воскликнула она, позабыв о всякой показной сдержанности. — Вот почему вы на стороне Гильгамеша! Он обещал дать таким, как вы, равные со всеми права!

Если Нишингизов и был удивлен, то превосходно скрыл свои эмоции за ироничным замечанием:

— Удивлен, что кто-то в Эмесламе решился рассказать вам об этом законе!

— Так я права? — уточнила журналистка на всякий случай.

— Вы попали в яблочко, госпожа Дравич, — подтвердил он спокойно.

Одним махом Адрия влила в себя остатки виски, хваля себя за сообразительность.

— Расскажите мне свою историю, — значительно осмелев, попросила она его.

— Моя история такая же, как и у всех прочих шарриг, — Нишингизов пожал плечами и, отвлекшись от собеседницы, потушил сигарету в пепельнице. — Я родился без «печати Месламтаэа» и семья отказалась от меня. Меня отдали на усыновление в русскую семью, где я и вырос.

Адрия никак не могла понять, какие чувства он испытывает.

— Наверное, в детстве особенно тяжело осознавать, что твои родители отказались от тебя, — закинула она еще одну провокационную удочку.

— Я не хочу демонизировать своих биологических родителей, хотя и считаю, что слепое следование традициям это величайшая глупость. Мои родители каждый год выплачивали моей приемной семье щедрое вознаграждение, также я получал от них крупные суммы на свои нужды. Родители оплатили мне образование в Великобритании и даже оставили распоряжение выделить мне долю наследства после их смерти. Именно это наследство и позволило мне открыть клуб «Жасмин».

— Так ваши родители умерли? Какая жалость! — притворно посочувствовала журналистка.

— Они погибли во время войны, — впервые маска беззаботного лукавства на лице Искандера Нишингизова дала трещину, позволив мрачной тени набежать на лицо мужчины.

Адрия неотрывно наблюдала за ним и в тот самый миг, когда мужчина вдруг стал серьезным, она вновь отчетливо увидела сходство Искандера с кем-то еще. Она не побоялась бы дать руку на отсечение, чтобы доказать это! Однако она никак не могла поймать за хвост ускользающую от нее догадку. И это вызывало в журналистке невыносимый зуд, погасить который она могла, лишь озвучив животрепещущий вопрос:

— Почему мне кажется, что я уже где-то видела ваше лицо? — выпалила она, не сумев сдержать свой зуд. В ответ красивые губы Нишингизова расплылись в насмешливой улыбке, но он не проронил ни слова. Тогда Адрия резюмировала: — Вы понимаете, о чем я говорю! Значит, не я первая это заметила.

Искандер отвел от нее взгляд для того, чтобы взглянуть на свои наручные часы.

— Время пришло, — проронил он негромко и встал с дивана.