Окно распахнулось, и в комнату ворвался холодный вечерний ветер, принеся с собой смутный шёпот чего-то старинного. Я закрыл глаза, и передо мной предстало лицо Эллис. Грудь пронзила какая-то тупая, бессмысленная боль. Руки сами собой обняли Лалу, а подбородок очутился на неё в макушке.
Спустя несколько минут девушка едва слышно прошептала: «Я хотела жить за нас двоих, ради вас всех. Ради тебя!». Затем она опустила взгляд и сильнее прижалась ко мне. Я подождал, пока её плач не утихнет, и мы сели на кровать.
Солнце совсем скрылось за горизонтом и мир вокруг нас опутало непроглядным ночным маревом. Я бросил взгляд на часы: была уже поздняя ночь. Мы так и не произнесли ни слова за всё это время. Только её горячее дыхание касалось моего плеча, да руки сжимали мою.
Наконец Лалу осмелилась разорвать воцарившуюся тишину:
— Не знаю, помнишь ли ты, но — Она посмотрела на меня взглядом, полным нежности и заботы и тихим голосом и продолжила, шмыгая носом совсем как маленькая, обиженная девочка — Но раньше твои волосы были чёрные-чёрные. Почти как океан перед рассветом — её лицо расцвело в какой-то особенной улыбке, совсем не похожей на те, что мне приходилось видеть раньше — когда Эллис… Она… когда это случилось, ты заперся в своей комнате и никого не пускал внутрь. Мы стучали, пытались с тобой заговорить, но никакого ответа. Спустя сутки дверь твоей комнаты медленно отворилась, и ты вышел наружу. Ты был весь бледный, а волосы приобрели этот пепельно-серый оттенок. «Почему вы все плачете?» — спросил тогда ты, бегло пройдясь взглядом по комнате и посмотрев на меня какими-то уж совсем детскими глазами. Тогда мы и начали понимать — с тобой что-то не так. Впоследствии оказалось, что ты напрочь забыл абсолютно всё: своё имя, прошлое, — словом всю жизнь. А дальше… Ты и так уже знаешь.
Я глубоко вздохнул и слабо улыбнулся. Её внимание и ласка пробудили во мне что-то. Что-то настоящее, живое, вытащившее разум из многолетнего анабиоза и подарившее ему надежду.
— Успокойся, сестрёнка — Я снова улыбнулся и потрепал её по голове — теперь всё будет хорошо. А сейчас… оставь меня одного, пожалуйста. Вот увидишь, завтра всё будет в порядке.
Выходя из комнаты, она обернулась и расцвела в тёплой и искренней улыбке. На её заплаканном, но счастливом лице это выглядело даже более милым, чем было на самом деле.
— Чтобы не случилось завтра… — Лалу отвела взгляд в сторону и глубоко вздохнула — каким бы человеком ты ни вышел отсюда, я приму тебя любого и всегда буду с тобой. И… как бы то ни было, я очень рада, что смогла хоть немного помочь тебе.
Она любит меня — в этом не было никаких сомнений. Но я пока ещё не был готов принять её чувства.
Дверь неслышно захлопнулась. Через полчаса в неё дверь постучали, и я отпер её. В коридоре не было ничего, кроме коробки, одиноко стоявшей у стены. Я открыл её и обнаружил множество детских вещей, которые прежде никогда не видел. Моих вещей.
Из окна в комнату подул свежий летний ветер.
Глава 2
Всё по-новому (?)
— Симон! — я заорал так громко, как только мог.
Видимо, он услышал меня и начал оборачиваться в разные стороны. Мне пришлось самому на него бежать. Он меня не заметил, так что я прыгнул ему на спину с криком:
— Покатай меня, большая черепаха!
— Воу, что, где, куда?! — он был явно удивлён этому, да так удивлён, что упал.
— Тебя равновесие держать не учили?
— Нет, только фигурному катанию, без учета равновесия — ответил он.
— Ничего, Дмитрий тебя научит… — поднимаясь, сказал я. — Так, вообще я не об этом хотел поговорить.
— А о чем, раз позвонил почти к ночи?
— Я всё вспомнил!
— Что? — он посмотрел на меня, а потом усмехнулся. — Что ты вспомнил?.. Ладно, ну я это был, я! Раскусил. Да, я сломал твой диск в том году, я.
— Блин, я думал, что это была Лалу, а тут всё куда проще! — я взял его в захват и начал кулаком чесать его зализанную прическу, что у него аж очки спали.
— Ай, ай! Успокойся! Ай!
Спустя некоторое время его наказания я сухо произнес, пока он присел и стал подбирать очки.
— Эллис…
Он тут же замер на месте. Подобрав свои очки и сложив их, убрал в карман, а затем спросил:
— Вспомнил-таки? — его голос тут же стал каким-то совсем другим, ниже и серьёзнее.
— Да… — угрюмо ответил я. — Почему ты молчал? Всё это время…
— Знаешь что… — он исподлобья бросил на меня какой-то очень тяжелый и выразительный взгляд — думаешь, мне было бы приятно снова увидеть твою боль? Или как ты снова начнёшь убиваться и все время укорять себя, а? Я сам хотел тебе сказать, давно хотел, но молчал. Боялся, что либо с тобой что-то случится, либо не выдержит Лалу.
— Ну и тогда зачем весь цирк?
— Что бы ты мог спокойно жить. Найти себе новую девушку, всё переписать — он окинул окно странным взглядом — все мы пережили тот день. Все видели и слышали то, что слышали. Смерть Эллис стала тем определяющим моментом, который оставил рану в жизни каждого из нас. Мы дышали уже совсем другим воздухом и наблюдали совсем другими глазами.
— И тогда Виктория…