Эмигрант. Испанская война

…У нас всё получилось. Жерома и его бригаду действительно подвело ощущение всесильности и безнаказанности, как на то мы и рассчитывали. Убрав часового, «атаман» и «медведь» беспрепятственно добрались до «зала отдыха», где ещё кипела жизнь. Ещё кипела… Илья Михайлович забросил гранату в открытую дверь. Прикрытые стенами, он и Аркадий Юрьевич не пострадали. Чего не сказать о бандитах, которые в большинстве своём были ранены. Однако и раненые, они попытались оказать сопротивление, открыв бешеную пальбу. В ответ к ним полетела вторая граната. Кто-то из более-менее ходящих выскочил в окно, но хорошее освещение у гостиницы позволило «аристократу» поразить обе возникшие цели.

В зале собрались не все. Помимо Рауля, в начале «экса» уцелело ещё трое бандитов. Одного из них снял «студент» при попытке к бегству. Двое смело вступили в схватку с «дроздами», но колоссальный боевой опыт офицеров и их готовность к такому варианту развития событий предрешили исход. Какое-то время пришлось потратить на поиск хранилища денег. Им оказался даже не закрытый (!) сейф.

Улов был хорош: 630 тыс. франков и драгоценностей на пару сотен тысяч. На такие деньги действительно можно было неплохо прожить достаточно количество времени. Однако меня в тот момент это не радовало: я очень сильно переживал на счёт моего решения столкнуть белогвардейцев и бандитов; меня потрясло моё первое убийство в жизни. Правда, я уже взял себя в руки и старался ничем не показывать внутреннее напряжение (так мне казалось). Но уже на корабле Илья Михайлович отвёл меня в сторону и у нас состоялся серьёзный разговор:

– Послушай внимательно. Ты нам ничем не обязан. Деньги, добытые у грабителей, поделим на шесть равных частей. Вам с матерью на двоих достанется 270 тысяч. Этого вполне хватит на первое время. Мы можем высадить вас во Франции и разойдёмся, так сказать, друзьями.

Там же, куда мы направляемся, придётся убивать. Есть также очень большой шанс быть раненым или убитым. Ты… сегодня ты сдал суровый жизненный экзамен. Но жизнь можно прожить и без некоторых дисциплин.

– Но вы же туда плывёте.

– Да. Но как я уже сказал, нам ты ничем не обязан.

– Но почему вы держите путь туда? Ведь эта война не наша. Там воюет другой народ, другие люди. Победа или поражение, но они ничего не изменят в России.

– Не изменят, говоришь? Другой народ, другие люди? (Глаза «атамана» как будто загорелись изнутри). Ты не видел, мальчик, двух тысяч изнасилованных казачек, лежащих в разорванной одежде в окопах, которые их заставили копать. После того, как над ними вдоволь поглумились, их перестреляли, как собак. Ты не испытывал чувство, будто мог бы успеть спасти хоть кого-то, поторопясь ещё немного. Или, по крайней мере, воздать убийцам по заслугам.

Ты не видел распятых на дверях Храмов священников, прибитых к дереву гвоздями. Ты не видел лица товарищей, смотрящих на тебя через ледяное зеркало – это красные перехватили обоз раненых и пустили их под лёд. Ты не видел заживо сожжённых друзей. Не видел храмы, превращённые в скотные дворы. Ты этого не видел.

Мы дрались до последнего и победили бы, не пойди Россия за ложными посулами большевиков. Мы были изгнаны со своей земли, мы уплывали, пока последние добровольцы вроде твоего отца умирали, прикрывая бегство! Да если бы я знал, что мы бежим, а не отступаем, что вместо нового десанта на Кубань мы просто разбредёмся по свету, превратившись в таксистов, дворников да метрдотелей, я сделал бы правильный выбор! Я бы остался и дрался до последнего. И смерть я бы принял на Родине, защищая её!

Ты говоришь, что в Испании другая война и другие люди, но ты ошибаешься. Там, также как и у нас, истребляют Веру и Церковь. Убит каждый второй священник, убит каждый, кто не отрёкся от веры. Их также сжигают заживо! Та же чернь, что промышляла грабежами, что не имела денег, просаживая всё в кабаках, сегодня грабит, насилует и убивает людей, кто трудом своим нажил достояние. И направляют их те же враги, с кем мы дрались. И оружие им в руки дают, и на собственный народ натравляют всё они же.

Там, в Испании, я смогу снова встретиться со своим врагом. Я снова буду побеждать, а если и умру, то не напрасно. И если верх возьмут правые силы с нашей помощью, то изгнанники по всему миру поймут, что ещё не поздно вновь взять в руки оружие и отстоять Россию!

…Под конец он практически кричал. Но я его понял. Более того, я прочувствовал всё, что он сказал. И это было близко моему сердцу, близко моей душе. У меня появился шанс продолжить дело отца. Как же я могу отступиться?

– Илья Михайлович, я прошу, позвольте мне пойти вместе с вами! Я вас не подведу.

– Это твоё окончательное решение? Ты от него не отступишься?

– Никак нет!

– Хорошо. Но что касается «не подведёшь», так у тебя совсем нет боевого опыта, нет знаний. Так что завтра начнём занятия, подъём в 6:00. С этого момента можешь считаться себя юнкером.

– Илья Михайлович, я вас…

– С этого момента я не Илья Михайлович, а господин капитан. И отвечать нужно по форме. Отбой, юнкер!

– Есть отбой, господин капитан!