Эмигрант. Испанская война

Но «атаман» ничего не сказал, никак даже не подал виду, что понимает меня и осознаёт, насколько тяжкое испытание предстоит его курсанту.

И вот, наконец, я остался с ней один на один. Не смея поднять глаз, прерывисто и сбивчиво начинаю говорить:

– Мама, послушай. Я должен…

– Постой.

Я посмотрел на неё. Мама горько, но нежно улыбалась мне; правой рукой она взъерошила, а потом чуть пригладила мои волосы.

– Сынок, я всё понимаю. Ты так или иначе не смог бы прожить жизнь рядом со мной, да я бы и сама такого не захотела. Конечно, я надеялась, что ты просто женишься и уйдёшь жить к другой женщине, родишь внуков и будешь давать мне с ними понянчиться. Ах, счастливые мечты! Неужели это когда-то могло быть для меня пределом фантазий?!

Но ты уходишь на войну. Я вижу это, я всё поняла ещё тогда, в Марселе. Я не могу остановить тебя, как не могла бы остановить твоего отца.… Сейчас ты безумно на него похож …. Нет, ты сделал выбор, и пытаться остановить тебя – лишь обречь на мучения совести и метания между долгом сына и долгом мужчины.

Такая у нас судьба, такое время, что жёнам приходится отправлять на войну мужей, а матерям сыновей…

В этот момент её лицо исказилось гримасой боли.

– Будь проклята эта война, что забирает любимых, будь прокляты люди, что её разжигают!

Её глаза увлажнились слезами, но она ещё держалась ради того, чтобы проститься с достоинством настоящей русской аристократки, и таковой остаться в моей памяти…

– Прости сынок, тяжело себя сдерживать, ты даже не представляешь насколько… Я всегда знала, что этот день настанет. Знала, видела в твоих глазах, когда мы прощались с отцом. Чувствовала – материнское сердце не обманешь.

Но знаешь, что ещё я чувствую? Это не последняя наша встреча. Я ещё увижу тебя, обниму тебя и вдоволь наплачусь. Но то будут слёзы счастья. А сейчас – иди. Ты выбрал свой путь, так следуй ему и будь достоин своего рода, рода Калязиных, верой и правдой служивших России. Будь достоин своего отца, настоящего русского офицера. И помни – я жду тебя. И каждую секунду буду молиться Богу о тебе. Знаешь, какая самая сильная молитва? Это молитва матери. Потому что никто так не любит человека, как его мама… Только не предавай своей чести и совести и Господь тебя сохранит.

Она перекрестила меня и крепко прижалась ко мне, будто пытаясь вобрать в себя тепло сына. А я изо всех сил пытался сдержать рвущийся наружу крик…

Команда положила на её имя все деньги в местный банк. Таким образом у мамы оставалось достаточно средств к существованию. В тоже время её жилище не должно было стать целью грабителей. Мелкие драгоценности мы завязали в небольшой узел и спрятали в её доме. Это было нечто вроде запаса на «чёрный день». В целом же, я был за неё спокоен: мама вполне ещё самостоятельна, а средств для достойной (по нашим меркам) жизни ей теперь хватало.

Честно говоря, наше объяснение представлялось мне иначе. Но мама сделала всё наилучшим образом, и я покидал её дом с лёгким сердцем. А ещё, я наконец начал понимать то, что действительно отличает дворянина от обычного человека. Это не богатства и деяния предков, нет. Это выбор службы своему отечеству и посвящения жизни этому выбору. И ради этого выбора любой дворянин, мужчина или женщина готовы пойти на самую высокую жертву…

…Никто в тот день на самом деле не знал, что творилось в душе бедной женщины. Как только дверь за сыном закрылась, она рухнула без сил на постель, сотрясаемая рыданиями. Её сердце на самом деле подсказывало ей очередную беду, может быть самую страшную в жизни. Как будто ледяная когтистая рука сжала его, когда закрылась дверь за сыном.

Она соврала ему, потому что понимала, что выбор был сделан. И как бы ни хотел он сам остаться, как бы ни пыталась она его остановить, это уже ничего бы не изменило. И единственное правильное решеное здесь было одно – отпустить и благословить. Что мать и сделала против своей воли и всепоглощающей материнской любви. Или во имя её?

Когда же женщина сумела хоть чуть-чуть успокоиться, она достала запечатанные иконы, развесила и расставила их, и начала истово молиться, вкладывая всю свою любовь в каждое слово, в каждую мольбу и просьбу. Что же, в одном она точно не обманула своего ребёнка…

………………………………………………………………………………………..

На перевалочном пункте нас встретили радушно и тепло, если не сказать роскошно. Даже учитывая, что стол накрывали скорее для того, чтобы выпить, он поразил меня своим изобилием. Овечий сыр (коле манчего), знаменитый хамон (вяленая свиная нога), рыба, колбасы с чесноком и паприкой (чоризо) …Всё это испанские военные обильно запивали местной виноградной водкой – аггуардиенте.

Однако «дрозды» выпили лишь первую наполненную рюмку, дальнейшим возлияниям предпочтя плотно покушать закусками. Даже не так – обильно покушать. Да ладно, для того, чтобы описать, как офицеры плотно трескали, я не смог подобрать приличных слов. Следуя во всём примерам старших товарищей, я всё же не смог удержаться от вопроса, который задал «медведю»:

– Господин штабс-капитан! Неужели вы так… проголодались?