Эмигрант «первой волны». Часть первая. «Пепел империи»

В кают-компании воцарилась поистине мёртвая тишина. Барон вновь задвигал желваками, с ненавистью, и одновременно с интересом, глядя на ротмистра.… Нужно было отвечать этому выскочке. И быстро отвечать… А что? Врангель прекрасно понимал, насколько справедлив этот вопрос. Ведь и вправду, всё молчало!!! А что стоило расчехлить хотя бы одно орудие, и дать ответный залп в сторону берега? Что мешало тем же офицерам, сейчас пристыжено опустившим голову, хотя бы для приличия стрелять в сторону «красных»? И этого не было… А этот мальчишка, этот сопливый ротмистр, смеет пенять ему! Да как он посмел??? Врангель хотел было ответить, но со стороны палубы раздался выстрел, послышался чей-то вскрик… Это и спасло ротмистра от гнева Главкома. Офицеры, не дожидаясь разрешения барона, толпой вылетели наружу, выпихнув туда и Кулинича. Ротмистр тут же поспешил скрыться в районе кормы…

А произошло вот что… Два офицера не поделили место на палубной скамье. Перепалка быстро закончилась выстрелом… Убийцу сразу же схватили… Но так как посадить его куда-нибудь до суда (а какой, к чёрту на крейсере суд, да ещё в такой ситуации?) возможности не было, то офицера по-быстрому пристрелили, а труп его вышвырнули за борт. Даже не стесняясь присутствия Главкома. Врангель досадливо поморщился… И молча вернулся в кают-компанию. Туда уже никого не приглашали…

Вынужденные временные переселенцы даже представить себе не могли, что творилось в освобождённом «красными» Крыму и, в частности, Севастополе!!!После завершения эвакуации в Крыму оставались около семи с половиной тысяч офицеров и солдат Русской армии. Кроме того, в госпиталях полуострова находились ещё около 15 тысяч раненых и больных. По разным причинам страну не пожелали оставить более 200 тысяч гражданских и военных чиновников, журналистов, актеров, врачей…

Понятно, что столь высокая концентрация на территории полуострова «представителей эксплуататорских классов» никак не устраивала большевистское руководство. Невзирая на свои декларативные заявления об объявлении широкой амнистии, «красные» по-прежнему видели Крым оплотом контрреволюции. Для ликвидации потенциального очага сопротивления режиму властями была создана «особая тройка», в состав которой вошли: член РВС Южного фронта Красной Армии, председатель Крымского военно-революционного комитета Бела Кун, секретарь обкома партии Розалия Залкинд (в истории страны более известная как Землячка), а также нарком НКВД Крыма Александр Михельсон.

На полуострове был введен режим чрезвычайного положения. Все дороги, ведущие из Крыма, сразу заблокировались, и люди не могли покинуть полуостров, поскольку все пропуска подписывал непосредственно Бела Кун.

17 ноября 1920 года был издан приказ Крымревкома, согласно которому все служившие в белой армии лица должны были в трёхдневный срок явиться для регистрации. Многие из оставшихся офицеров и солдат Русской армии истолковали это как амнистию, и прибыли на регистрационные пункты. Поначалу людей, действительно регистрировали, и распускали по домам. У многих появилась надежда, что большевики выполнят свои обещания о помиловании и рыцарском отношении к побежденным, данные накануне взятия полуострова. Но вскоре вышел новый приказ о повторной регистрации, и все пришедшие на нее теперь были арестованы и вскоре расстреляны. Массовые расстрелы происходили одновременно во всех городах Крыма под руководством особого отдела 4-й армии и продолжались вплоть до 1 мая 1921 года, после чего волна террора медленно начала идти на убыль. Точное число замученных большевиками в Крыму установить и сейчас сложно. Исследователями называются разные цифры, однако даже по самым скромным подсчетам, количество убиенных исчисляется десятками тысяч. Отличительной чертой красного террора в Крыму в 1920-е годы являлось то, что его жертвами в большинстве своем были именно горожане. Сельские жители составляли лишь малую часть от общего числа арестованных. В основном, это были те, кто служил в белой армии.

15 ноября в город вошли уже основные части 51-й стрелковой дивизии под командованием Блюхера и Первой Конной армии Буденного.

Понятно, что гражданские, как, впрочем, и военные люди побаивались эту разношёрстную публику Красной армии, сочтя её предзнаменованием грядущих несчастий. При этом, однако, никто не мог даже представить, что реальность окажется во сто крат страшнее и ужаснее всяких предчувствий…