Эмигрантка в Стране Вечного Праздника. Книга вторая (СИ)

Внешне кризис проявлялся в виде прогрессирующей нищеты и урезания прав, а на внутреннем уровне его можно было охарактеризовать ощущением, будто оркестр озвучивает сцену сражения, когда от ударов, свиста, кляцканья, звяканья, гудения и прочих звуков, исходящих ото всех музыкальных инструментов, по коже начинают бегать мурашки и становится по-настоящему страшно. В какой-то момент чувство надвигающегося хаоса настолько взбудоражило жителей Страны Вечного Праздника, что они ринулись в бой за своё светлое будущее. По всему государству прокатилась волна массовых манифестаций, в которых приняла участие даже та часть населения, которая до этого предпочитала отсиживаться в тени, наивно полагая, что в один прекрасный день проблема сама по себе благополучно разрешится и всё вернётся на круги своя. Когда же стало очевидно, что спасение утопающих - дело рук самих утопающих, народ вышел на улицы и стал требовать у правительства конкретных действий по борьбе с экономическим кризисом, но не методом лишения трудящихся достойного уровня жизни, а с помощью каких-нибудь других мер, известных лишь политикам и экономистам. Дело дошло до того, что манифестанты разбили лагерь на одной из столичных площадей и принялись самостоятельно разрабатывать политический план, альтернативный действиям правящей партии, которую нисколько не заботило бедствующее положение населения своей страны. Но, к сожалению, это поистине народное движение вскоре было разогнано полицейскими. Они так накостыляли противникам консерваторов, что некоторые манифестанты угодили на больничную койку. Попробовал было народ Страны Вечного Праздника применить метод Дона Кихота, но так у него ничего и не вышло. Правящая власть называла участников массовых протестов сумасшедшими: мол, носится какой-то ненормальный с копьём и барабанит им по мельничным крыльям! Видно забыли они, что хрестоматийный образ Дона Кихота был создан как раз таки европейским писателем...

В начале экономического кризиса народ дул в свою дуду, а правительство - в свою. Однако же после разгона повстанческого лагеря верхушка власти решила всерьёз взяться за перевоспитание народных масс, и с легкой руки президента-консерватора парламентские кресла заняли настоящие участницы ведьмовских шабашей. Все эти женщины, заступившие на посты министров и их помощников, внешне были настолько ужасны, что, когда их показывали по телевизору, хотелось закрыть лицо и, наложив на себя крёстное знамение, в сердцах воскликнуть: "Батюшки святы! Отцы Небесные и Святые Угодники, чур меня, чур!" Даже не имеющий представления о том, кто же такие ведьмы и чем они занимаются на лысой горе, при виде этих дам задрожал бы всеми жилками, почувствовав исходящую от них волну человеконенавистничества и глубокой неприязни ко всему, что не совпадало с их вкусами и интересами. Я уже не говорю о том, что такие эпитеты, как "слабый пол" и "прекрасная половина человечества", не применил бы по отношению к ним даже самый вежливый и воспитанный оптимист. В то же время достаточно было беглого взгляда, чтобы понять причину того, отчего так почернели их души. Во внешности всех этих дам было поразительное сходство с животными, а потому справедливо было бы считать таковых не женщинами, а лишь существами женского пола. Одна лицом и телом походила на гигантскую мышь, бессовестно слопавшую закрома своей необъятной родины. Другая напоминала лошадь, которую забраковали на скачках за непомерно длинную морду и торчащие во все стороны масла. Третья - без конца тявкающую и рычащую болонку. Четвёртая - расплывшуюся по всему креслу и покрытую бородавками жабу. Пятая сильно гнусавила, и, когда подолгу не замолкала, её голосовые реакции спрессовывались в надсадный зудёж, отчего создавалось впечатление летающей поблизости агрессивно настроенной пчелы. Шестая головой напоминала овцу с шерстью мериноса, а голосом - протяжно ревущую корову. Седьмая - непонятно какими судьбами очутившуюся в парламентском кресле толстощёкую, криволапую и вечно дремлющую кошку. Одним словом, зрелище стоило того, чтобы на него посмотреть, но только недолго, а иначе можно было сойти с ума.