Из длинного ряда всевозможных обвинений мне бы хотелось выделить так называемые неаккуратные высказывания. Это такие слова и выражения, которые как бы сами собой срываются с языка, а после этого следует извиняющееся: «Ой!», – и опростоволосившийся собеседник прикрывает себе рот рукой, тем самым имитируя уместную в подобных ситуациях затычку. В разговоре коренных европейцев друг с другом подобные осечки происходили в десятки, а то и в сотни раз реже, чем при общении с эмигрантами. Как-то раз у одного из моих знакомых слетело с языка: «Ты, наверное, ешь животный жир ложками!» «Откуда у тебя такая информация? – попросила уточнить я. – Из американских фильмов времён холодной войны или репортажа про эскимосов?» «Почему же? Не только, – сказал он. – У нас про Россию и современные документальные фильмы показывают». Слово лечит, слово ранит… Однажды моя европейская подруга с поистине детской наивностью поинтересовалась: «Скажи, русские женщины каждый день трусы меняют или просто переворачивают их задом наперёд?» От услышанного я пришла в шок: «Не поняла. Ты это о чём?» «Да я, наверное, не должна была тебя об этом спрашивать, – немного осеклась она, – но мы же с тобой – подруги, вот я и хотела узнать, как у вас в холодном климате обстоит дело с личной гигиеной. Вы там часто моетесь или раз в месяц?»
******
Следующим приёмом, применяемым европейцами в общении с эмигрантами, было сопоставление с самими собой. Эмигранту в данном случае выделялась роль человека низшей категории, то есть козла отпущения, сравнивая себя с которым, европейцы тренировались в повышении собственной самооценки. Однажды на вопрос своей знакомой: «Кем ты хотела стать, когда жила в России?», – я честно призналась: «Преподавателем университета», – и тут же пожалела о сказанном. «Ну ты замахнулась! Опусти планочку-то пониже! – скривила лицо в недовольной гримасе моя собеседница. – Даже меня бы не взяли преподавателем в университет!» Это утверждение исходило от девушки, на тот момент исполнявшей обязанности лаборантки по анализу спермы у свиней, образовательный багаж которой составляло трехлетнее университетское обучение и какие-то краткосрочные курсы повышения квалификации. Сказанное ею меня задело и захотелось ответить: «Было бы удивительно, если бы тебя взяли преподавателем в университет с таким, прямо сказать, бедноватым образовательным уровнем». Конечно, и мне до преподавателя было далеко, но всё же для достижения этой цели я сделала гораздо больше: отучилась пять лет в университете и закончила его с «красным» дипломом, поступила в аспирантуру, сдав на хорошие оценки кандидатский минимум, и написала часть научной диссертации. Однако для моей европейской знакомой никакой разницы в нашем с ней образовании не существовало, а точнее, она была, но как того и следовало ожидать, не в мою пользу. Да как я посмела поставить себя на одну планку с ней, гражданкой Европейского Сообщества?! Это всё равно, что сказать, что я ничем не хуже её! Какая неслыханная дерзость!