Эмигранты

Первым делом мы с императором облазили трофейный фрегат от киля до клотика. Ничего так оказался кораблик. Хоть и слегка запущенный, но сравнительно новый, построенный не более десяти лет назад. Убедившись, что приобретение очень даже неплохое, мы в полном соответствии с традициями его переименовали. И теперь фрегат носил не какое-то невразумительное название «Hawk», а гордое русское, то есть, тьфу, австралийское имя «Ястреб». Затем мы с Ильей уточнили технические данные нашего нового корабля. Он имел водоизмещение порядка семисот тонн при длине по ватерлинии сорок девять метров, ширине девять и осадке около пяти. Поначалу возникла мысль снабдить фрегат дизелем, но потом мы от нее отказались. Во-первых, дизелей у нас мало, на все трофейные корабли один черт не хватит. Тем более что для судна такого тоннажа его мощность слишком мала. Во-вторых, больно уж много пришлось бы переделывать для такой установки. Так что мы с императором чуть ли не одновременно вспомнили народную мудрость «не тронь дерьмо — вонять не будет», она же «не мешай технике работать», и решили, что фрегат и так обойдется. Поставим на пару его шлюпок лодочные моторы — они в случае чего смогут поработать буксировщиками.

Артиллерию было решено заменить полностью. Бронза нам еще пригодится, а на фрегат лучше установить пятидесятимиллиметровые казнозарядные пушки, коих у нас имелось двенадцать штук, причем их производство было налажено уже в Ильинске.

Капитаном «Ястреба» назначили Мишу Баринова, а «Победу» он сдал своему младшему брату Николаю. Не знаю, насколько правдив был Жюль Верн в своем романе «Пятнадцатилетний капитан», но ведь наш все-таки существенно старше, подумал я, подписывая соответствующую бумагу. Коле на днях стукнет семнадцать! То есть он уже вполне взрослый для командования «Победой».

Тем временем как-то незаметно наступил новый, одна тысяча шестьсот девяносто четвертый год. Мы вновь отмечали его в узком кругу, не устраивая праздника для мориори. Потому как они пока понятия не имели, кто такой Христос, от Рождества коего ведется отсчет. Да и само число было далеко за пределами понимания большинства островитян, которые вообще не знали чисел больше двадцати. Но в Ильинске уже год функционировала школа, так что образованных людей становилось все больше. А рядом с будущим императорским дворцом было размечено место под церковь. Так что года где-то с семисотого можно будет вводить летоисчисление и связанные с ним праздники, а пока мы и так обойдемся.

В качестве новогоднего подарка Илья преподнес мне блокнотик с какой-то странной скотиной на обложке — не то рогатая зебра, не то полосатый козел. Неужели я захватывал в прошлое и такое?

— Записывай сюда всякие австралийские чудеса, — напутствовал меня император. — А то ведь кто у нас открыл Тасманию, я еще помню, а вот название зверя, из которого тянут жилы на леску, уже забыл. Самому же потом пригодится.

Первого января состоялась торжественная закладка императорского дворца. Илья пару раз копнул землю, после чего лопата в числе еще двадцати таких же была вручена бригаде землекопов. И, значит, если не случится ничего непредвиденного, к середине февраля котлован будет готов. Потом ляжет фундамент, и максимум через пару лет Илья сможет справить новоселье. Он будет жить в самом высоком здании Южного полушария, если, конечно, не считать тех сооружений инков, до которых еще не добрались испанцы. В императорском дворце предполагались четыре этажа и шпиль.

Первый этаж — это кирпичная коробка двадцать на двенадцать метров при высоте четыре. Второй — двенадцать на двенадцать, высота три с половиной. Третий этаж небольшой, двенадцать на пять при высоте три метра. Наконец, сверху на это нахлобучится небольшая будка, лично мне больше всего напоминавшая сортир на станции Шарапова Охота. Будка будет увенчана шестиметровым шпилем.

~~~

— А ведь в Европе про нас уже могут знать, — заметил Илья, когда мы вернулись в его временный дом.

— Думаю, что нет. Манильский галеон вышел к Акапулько только через полгода после нашего первого визита. То есть он туда, скорее всего, еще и не доплыл, это не очень быстрое судно. А оттуда до Европы новость будет идти еще не меньше трех месяцев.

— Да уж, жизнь тут сейчас течет очень неторопливо, — согласился император.