Эмигранты

— Проводником в Вагон-Ли. Международное общество спальных вагонов. Езжу сейчас с поездом Харбин-Чанькунь, а сначала гоняли по линии Пограничная — Маньчжурия. В пути, братец, все время, — хвастливо бросил Юра. — Жизнь на колесах!

— А жалованье какое?

— Жалованье, ничего, сносное, да и с приработки есть! Слушай, — сказал Румянцев, помолчав и явно испытывая удовольствие от того, что Леонид не мог оторвать глаз от его формы, — у тебя же дядька большой начальник на дороге, пусть он напишет о тебе Глуту, это главный контролер, попросит принять тебя на работу, сейчас как раз набирают проводников. Действуй! — снисходительно бросил Юра на прощанье.

Мысль, что он может устроиться на постоянную работу, полностью захватила Леонида. В тот же день он написал письмо дяде Семену с просьбой срочно прислать рекомендацию главному контролеру Вагон-Ли для приема на должность проводника. Теперь все помыслы были направлены на ожидание письма, и ни о чем другом он не мог думать. Казалось, что время идет очень медленно и было боязно, что когда придет письмо от дяди Семена, то набор проводников уже кончится.

Мать к возможности устроиться проводником отнеслась не радостно. Ее прежде всего пугало, что Лене придется подолгу быть вдали от нее, что ездить в поездах опасно — могут быть крушения, что работа проводника грязная и тяжелая. Но Леонид уверял, что никаких крушений быть не может, работа, как сказал Юра Румянцев, легкая, да еще и приработки есть.

Письмо от дяди Семена пришло довольно быстро. Он писал главному контролеру Вагон-Ли довольно пространную просьбу принять племянника на должность проводника, рекомендовав его честным, исполнительным и старательным. На этот раз дядя Семен на похвалы не поскупился. Должность и подпись он вывел особенно четко, видимо, чтобы подчеркнуть их значимость.

Контора Международного общества спальных вагонов была обставлена солидно, как обязывало ее иностранное происхождение. В большом кабинете, за необъятным письменным столом Леонида принял мрачного вида мужчина, молча взявший письмо дяди Семена.

— Вы говорите по-английски? — спросил с сильным акцентом главный ревизор.

— Говорю, но слабо, — каким-то не своим голосом ответил Леонид, решив, что сейчас ему откажут.

Но Глут так же молча, написал что-то на письме дяди Семена и протянул его Леониду.

— Идите в контору оформляться проводником. Если бы вы знали английский язык, то принял бы Вас ресевером. (Позднее Леонид узнал, что ресевер — это заведующий вагон-рестораном).

Не чуя под собой от радости ног, пробормотав слова благодарности мрачному Глуту, Леонид выскочил из кабинета. Принят! Принят на настоящую работу! Казалось, что впереди открываются какие-то особенные горизонты.

Дальнейшее развивалось с необычной легкостью, поскольку главный барьер был преодолен. В конторе тощего вида мужчина заполнил документы о приеме Леонида на должность проводника, прочитал ему коротенькое нравоучение о том, как должен вести себя работник Международного общества спальных вагонов, обслуживающего поезда почти всех европейских стран, написал записку в мастерскую, где шили формы для работников Вагон-Ли, предупредив, что за форму будут высчитывать.

Из мастерской Леонид снова вернулся в контору, уже чувствуя себя кадровым работником французского общества. Это ощущение сразу подтвердилось тем, что его направили на депо говорить к отправке резервные вагоны. С каким-то внутренним трепетом зашел он в пахнущий краской, лаком и еще чем-то непередаваемым, дорожным, вагон.

— Что никак новенький? — спросил его пожилой мужчина, заправлявший постели.

— Новенький.

— Ну, давай, учись, как надо постели заправлять. Вагон-то я уже убрал, а постели потому сейчас заправляю, что поезд ночной, пассажиры сразу спать ложиться будут. Тебя как звать-то?

— Леонид. А Вас?

— А меня зови Пушкиным.

— Как Пушкиным? Почему?

— А потому, что это моя фамилия. Не веришь?

— Нет, я просто удивился. Думал, что Пушкин только один — поэт.

— Ну а теперь на второго посмотри. Давай, учись нашей премудрости.

Постель заправлять надо красиво, чтобы пассажиру приятно было, а главное, чтобы контролер не придрался.

— А вам работа здесь нравится? — с детской наивностью спросил Леонид. — Интересная работа?

— А чего в ней интересного? Работа как работа. Сам узнаешь. Конечно, кто лезу да опий возит, тот при деньгах, а только это опасно. Застукают — тюрьма!

— А как это возят? — с той же наивностью переспросил Леонид.

— Как, как? Очень просто — контрабандой! Ты, парень, видать совсем зеленый, только поди от мамкиной сиськи оторвался. Тебе сколько лет-то?

— Скоро двадцать будет!

— Эва, сколько! А щенок-щенком! Я в твои-то годы уже в окопах вшей кормил. Как с немцами началась война, так и забрали. Ты где раньше-то работал?

— Да так, по разным местам. Последнее время в мастерской штамповщиком.

И тут Леонид понял, что фактически он еще нигде не работал. Так, были какие-то случайные заработки, но твердой, определенной работы у него еще не было.