Эмигранты. Поэзия русского зарубежья

И вот по всей ночной равнине
стучит, как сердце, телеграф,
и люди мчатся на дрезине,
во мраке факелы подняв.

Такая жалость: ночь росиста,
а тут — обломки, пламя, стон…
Недаром дочке машиниста
приснилась насыпь, страшный сон:

там, завывая на изгибе,
стремилось сонмище колес,
и двое ангелов на гибель
громадный гнали паровоз.

И первый наблюдал за паром,
смеясь, переставлял рычаг,
сияя перистым пожаром,
в летучий вглядывался мрак.

Второй же, кочегар крылатый,
стальною чешуей блистал
и уголь черною лопатой
он в жар без устали метал.

1925

Путь

Великий выход на чужбину,
как дар божественный, ценя,
веселым взглядом мир окину,
отчизной ставший для меня.

Отраду слов скупых и ясных
прошу я Господа мне дать, —
побольше странствий, встреч опасных,
в лесах подальше заплутать.

За поворотом, ненароком,
пускай найду когда-нибудь
наклонный свет в лесу глубоком,
где корни переходят путь, —

то теневое сочетанье
листвы, тропинки и корней,
что носит для души названье
России, родины моей.

(1925)

Первая любовь

В листве березовой, осиновой,
в конце аллеи у мостка,
вдруг падал свет от платья синего,
от василькового венка.

Твой образ легкий и блистающий
как на ладони я держу,
и бабочкой неулетающей
благоговейно дорожу.

И много лет прошло, и счастливо
я прожил без тебя, а все ж
порой я думаю опасливо:
жива ли ты, и где живешь.

Но если встретиться нежданная
судьба заставила бы нас,
меня бы, как уродство странное,
твой образ нынешний потряс.

Обиды нет неизъяснимее:
ты чуждой жизнью обросла.
Ни платья синего, ни имени
ты для меня не сберегла.

И все давным-давно просрочено,
и я молюсь, и ты молись,
чтоб на утоптанной обочине
мы в тусклый вечер не сошлись.

1930

«Для странствия ночного мне не надо…»

Для странствия ночного мне не надо
              ни кораблей, ни поездов.
Стоит луна над шашечницей сада.
              Окно открыто. Я готов.

И прыгает с беззвучностью привычной,
              как ночью кот через плетень,
на русский берег речки пограничной
              моя беспаспортная тень.

Таинственно, легко, неуязвимо
              ложусь на стены чередой,
и в лунный свет, и в сон, бегущий мимо,
              напрасно метит часовой.

Лечу лугами, по лесу танцую —
              и кто поймет, что есть один,
один живой на всю страну большую,
              один счастливый гражданин.

Вот блеск Невы вдоль набережной длинной.
              Все тихо. Поздний пешеход,
встречая тень средь площади пустынной,
              воображение клянет.

Я подхожу к неведомому дому,
              я только место узнаю…
Там, в темных комнатах, все по-другому
              и все волнует тень мою.

Там дети спят. Над уголком подушки
              я наклоняюсь, и тогда
им снятся прежние мои игрушки,
              и корабли, и поезда.

1929

Сны