Эмиль Золя. Его жизнь и литературная деятельность

В этом первом номере «Литературной республики» как главная приманка для подписчиков были напечатаны первые главы «Бойни», так не понравившиеся читателям «Общественного блага». Бюснаху роман понравился с первого же раза. И язык автора, пересыпанный выражениями, почерпнутыми в рабочих кварталах, и место действия романа, и его герои – все это так поразило водевилиста, что ожидать «продолжения» было ему невтерпеж. Он решил достать у Мендеса оригинал, и так как Золя ничего не имел против этого, то Бюснах мог раньше других насладиться этим могучим произведением.

Несколько позже, когда «Бойня» вышла отдельным изданием, Золя вспомнил о своем первом поклоннике и как «соавтору» этого романа послал Бюснаху экземпляр с посвящением. Во время визита с целью поблагодарить Золя Бюснах выразил сожаление, что нет возможности поставить то же самое на сцене, а Золя, со своей стороны, с улыбкой согласился с этим мнением. На этом дело и кончилось бы, если бы сотрудник и друг Бюснаха Гастино не сделал предположения, ознакомившись с «Бойней», что из нее можно выкроить водевиль. Предприятие показалось обоим возможным, и они засели за труд. Но по мере того как делались эти попытки, особенно когда набрасывались предполагаемые куплеты, мрачная драма, рассказанная в романе, обрисовывалась с такою суровостью, что была очевидна нелепость затеи.

Тем не менее, согласившись в принципе, что так или иначе роман можно «переделать», друзья обратились к Золя за разрешением, причем Гастино, отличавшийся робким характером, ожидал на улице в фиакре результат переговоров приятеля.

На первые просьбы Золя ответил отказом, но Бюснах добился от него условного согласия, именно до представления друзьями сценария в течение трех дней. Настойчивость водевилиста была тем сильнее, что в газетах уже передавалось компетентное мнение, что переделка невозможна. Бюснах решил доказать противное и представил Золя свой план.

План этот писателю понравился, а потому новый отказ в разрешении был неуместен, и роман поступил в переделку. Золя поставил лишь непременным условием, что все предприятие будет сделано без его участия, и вообще будут приняты меры, чтобы никто не приписывал романисту драматической переделки. Сведущие люди, каков, например, Род, полагают, однако, что в действительности Золя принимал участие по крайней мере в редактировании драмы, но так или иначе драма была завершена Бюснахом, потому что Гастино умер гораздо раньше этого.

Теперь предстояло, пожалуй, самое трудное дело – разыграть драму на сцене, то есть найти театр, который согласился бы сделать это. Подобно роману, драма должна была произвести скандал, с той лишь разницей, что негодование читателя происходило в четырех стенах его квартиры, а здесь предстоял скандал публичный. Тем не менее смельчак все-таки нашелся – один из тех людей, которые ждут «чего-нибудь этакого», чтобы дать процвести своему делу. В данном случае это был Шабрилья, только что снявший театр Ambigu. Пример романа, расходившегося с небывалой быстротой, ободрял Шабрилья, во всяком случае он верил в успех и не жалел затрат на постановку «Бойни».

Оставалось отыскать артистов. Само собою разумеется, это было также нелегко. У всякого артиста свое амплуа, то есть проторенная дорожка с заученными приемами хождений по ней, тогда как герои Золя были такие неопрятные и появлялись из такой области, куда почти не заглядывали современные ему драматурги, разве одни водевилисты.

Роль Купо взял на себя Жиль-Наза и даже сказал Бюснаху: «Это будет моя вечная слава, если я сотворю эту роль в вашей пьесе. А что касается успеха, то можно поручиться за двести представлений». Надо отдать справедливость артисту, он действительно отнесся к своей задаче вполне серьезно. Чтобы лучше понять характер Купо, он провел несколько дней в больнице Св. Анны, посещал кабачки, такие же «бойни», как описанная у Золя, и вообще старался ближе ознакомиться со средой, которую собирался изображать на сцене.

Гораздо больше хлопот представляли поиски актрисы для роли Жервезы. Кому ни предлагали, все решительно отказывались, пока за дело не взялась Сара Бернар. Взялась она за дело в том смысле, что указала на актрису, способную сыграть Жервезу. Это была Пти из театра «Одеон». Бюснах в тот же вечер отправился в «Одеон», чтобы издали познакомиться с артисткой, а наутро представился ей лично с пьесой в руках. Когда началось чтение пьесы – а читал Бюснах, – госпожа Пти (по мужу Марэ) слушала со все возраставшим увлечением и наконец объявила мужу, кинувшись ему на шею, что это именно та самая роль, которая ей нужна и которой она ждет уже пять лет.

Мало-помалу все роли были распределены в надежные руки, и с этой стороны успех был если не обеспечен, то подготовлен. Зато грозила другая неприятность, недовольство господ журналистов, тем более что Золя сам же дал повод для этого.