Забытая тут же книжка соскользнула на пол. Эмили, чуть побледневшая, встала, широко раскрыв потемневшие глаза. Неужели Тедди здесь? Илзи должна была приехать в этот вечер, но Тедди ждали лишь на следующей неделе. Неужели это ошибка? Игра воображения? Какой-нибудь случайный свист малиновки…
Свист раздался снова. Она знала — как знала с самого начала, — что это свист Тедди. Не было другого такого звука в мире. И она так давно не слышала его. Тедди там… ждет ее… зовет ее. Должна ли она пойти к нему? Она тихонько рассмеялась. Должна ли? У нее нет выбора. Она не может не пойти. Гордость не могла помешать ей… горькое воспоминание о том вечере, когда она напрасно ждала его сигнала, не могло остановить ее. Страх, стыд, все было забыто в безумном восторге того мгновения. Не дав себе времени вспомнить о том, что она Марри, и лишь урвав мгновение, чтобы бросить взгляд в зеркало и убедиться, что креповое платье цвета слоновой кости очень ей к лицу — как это удачно, что она случайно надела это платье! — она слетела по ступенькам лестницы и бросилась в сад. Возле тропинки, ведущей в рощу Надменного Джона, в великолепной, таинственной тени громадных старых елей стоял Тедди, без шляпы, улыбающийся.
— Тедди!
— Эмили!
Ее руки оказались в его руках. Ее сияющие глаза смотрели в его глаза. Юность вернулась. Все, что когда-то делало жизнь чудесной, сделало ее чудесной вновь. Они снова были вместе после всех этих долгих, томительных лет отчуждения и разлуки. Не было больше никакой робости, никакой скованности, никакого ощущения перемены или страха перед ней. Они снова могли быть детьми. Но детству были неведомы ни это бурное, вздымающееся в груди сладкое чувство, ни эта самозабвенная покорность. О, она принадлежала ему. Его слово… взгляд… тон — все говорило о том, что он по-прежнему был хозяином ее сердца. И неважно, что потом, в более спокойном расположении духа, ей, возможно, не совсем понравится быть такой беспомощной, покоряться чьей-то власти. И неважно, что завтра она, возможно, пожалеет, что побежала так быстро, с таким горячим чувством в душе, без всяких колебаний, чтобы встретиться с ним. В этот вечер важно было лишь то, что Тедди вернулся. Все остальное не имело никакого значения.
Однако внешне их встреча не выглядела встречей влюбленных. Они встретились всего лишь как старые добрые друзья. Было много такого, о чем надо было поговорить, и такого, о чем помолчать вместе, пока они расхаживали взад и вперед по садовым дорожкам и пока звезды смеялись над ними в темноте… намекая… намекая…
Только об одном они не заговорили — о том, чего Эмили боялась. Тедди не упомянул о таинственном видении на лондонском вокзале. Как будто ничего такого никогда не было. Однако Эмили чувствовала, что именно случившееся в тот день снова соединило их после долгого взаимного непонимания. Конечно, лучше промолчать, ведь это было нечто мистическое, один из секретов богов, о котором не следует говорить вслух. Конечно, лучше забыть, ведь дело сделано и Тедди остался в живых. И все же — так уж неразумны мы, смертные! — Эмили испытывала нелепое разочарование оттого, что он обошел эту тему молчанием. Разумеется, ей не хотелось, чтобы он говорил об
— Как хорошо снова оказаться здесь, — продолжал Тедди. — Кажется, ничто вокруг не изменилось. Время остановилось в этом райском саду. Смотри, Эмили, как ярко горит Вега в созвездии Лиры. Наша звезда. Ты забыла ее?
Забыла? Как ей прежде хотелось
— Мне писали, что ты собиралась выйти замуж за Дина, — сказал Тедди отрывисто.
— Собиралась… но не смогла, — сказала Эмили.
— Почему? — спросил Тедди так, словно имел полное право спрашивать.
— Потому что я не любила его, — отвечала Эмили, признавая это его право.
Смех, счастливый, восхитительный смех, который заставляет других тоже рассмеяться. Смех — это так
Эмили почти обрадовалась ей в ту минуту. Тедди затронул в разговоре самую тяжелую тему, и некоторые из признаний прозвучали бы ужасно. Она отодвинулась от него, почти чопорно, снова сделавшись гордой Марри из Молодого Месяца.
— Дорогие мои, — сказала Илзи, обнимая каждого одной рукой. — Разве это не восхитительно? Все снова вместе! Ах, как я вас люблю! Давайте забудем, что мы старые, и солидные, и умудренные опытом, и несчастные, и снова, только на одно счастливое лето, станем буйными, дерзкими, счастливыми детьми.
II