— А вдруг пойдет дождь? — покачала головой Илзи; впрочем, план Эмили представлялся ей очень соблазнительным.
— Не пойдет... на небе никаких облаков, кроме вон тех — больших, пушистых, розово-белых, громоздящихся над Индейским мысом. Такие облака всегда вызывают у меня желание взмыть в небо на крыльях, словно орел, и потом кинуться с высоты вниз, прямо в них.
Взобраться на маленький стог оказалось совсем нетрудно. Они опустились на сено со вздохом удовлетворения, вдруг осознав, что устали больше, чем им прежде казалось. От сена, в котором были лишь дикорастущие душистые травы маленького пастбища, исходил неописуемо соблазнительный запах — такой, какого не может быть ни у какого культурного клевера. Им не было видно ничего, кроме необъятного неба, нежно-розового, кое-где пронизанного светом ранних звезд, да туманной кромки верхушек деревьев, окружающих пастбище. На фоне бледнеющего золота запада проносились темные силуэты летучих мышей и ласточек... мхи и папоротники за изгородью под деревьями источали нежные ароматы... несколько осин в уголке пастбища переговаривались звонким шепотом о лесных секретах. Девушки дружно рассмеялись — просто от озорной радости. Они вдруг почувствовали на себе действие первобытных, диких чар природы: белая магия неба и темная магия лесов соткали покров могучего волшебства.
— Такая прелесть кажется нереальной, — пробормотала Эмили. — Все вокруг
— Как ты такие штуки придумываешь? — спросила Илзи. Этот вопрос — по какой-то таинственной причине — всегда вызывал у Эмили раздражение.
— Я их не придумываю... они
Илзи не понравился ее тон.
— Ради всего святого, Эмили, брось ты свои чудачества!— воскликнула она.
На секунду чудесный мир в котором Эмили жила в ту минуту, задрожал и заколебался, как потревоженное отражение на поверхности воды. Затем...
— Давай не будем ссориться
Илзи разразилась смехом. Никто не может рассмеяться и остаться сердитым. Так что их чудесная ночь под звездным небом не была омрачена ссорой. Некоторое время они шепотом беседовали о школьных секретах, мечтах и тревогах. Они даже поговорили о том, как когда-нибудь, вероятно, выйдут замуж. Конечно, им не следовало говорить об этом, но они
— Я нравлюсь мальчикам как хороший друг, но мне не верится, что кто-нибудь когда-нибудь действительно меня полюбит.
— Чушь!— успокаивающе заявила Эмили. — Девять из каждых десяти мужчин влюбятся в тебя.
— Но мне будет нужен именно десятый, — хмуро возразила Илзи.
А затем они поговорили почти обо всем, что только есть в мире, и под конец заключили торжественное соглашение: какая бы из них ни умерла первой, она непременно появится перед другой, если только это возможно. Сколько таких взаимных обещаний было дано! И оказалось ли хоть одно выполнено?
Затем Илзи начала зевать и скоро уснула. Но Эмили не спала — ей не хотелось спать. Она чувствовала, что ночь слишком хороша, чтобы просто закрыть глаза и уснуть. Ей хотелось лежать без сна и наслаждаться, думая о самых разных вещах.
Эмили всегда оглядывалась на ту ночь, проведенную под звездами, как на определенную веху в своей жизни. Всё, что было в этой ночи, отвечало состоянию ее души. Эта ночь наполняла душу Эмили своей красотой, которую ей, Эмили, предстояло потом передать миру. Ей хотелось придумать какое-нибудь волшебное слово, которое смогло бы выразить эту красоту.