Eminem. На пределе возможного

Мне тяжело подобрать… найти слова, чтобы рассказать, что значил для меня Пруф. Все знали и любили его. Но я хочу показать вам, каким был Пруф, мой друг, со мной. Я уже рассказывал историю: когда мне было 16 лет, Пруф пришел ко мне домой с кроссовками и кинул их в меня со словами «Надень их». «Зачем?» – спросил я. «Просто надень их на ноги», – сказал Пруф. Я снова спросил «Почему?». На что он мне ответил: «Мне надоело смотреть на твою грязную отстойную обувь». Я извиняюсь за грубые слова, произнесенные мною в церкви. Я знаю, что Пруф любил людей, а люди в свою очередь любили его. Я очень счастлив, что он был моим лучшим другом. Без Пруфа не было бы Маршалла, не было бы Эминема, Слима Шейди и, конечно, D12 (Eminem на похоронах Дешона Дюпри Холтона).

Перезагрузка 2006–2009 гг.

Я даже не могу вернуться в то место, где я услышал, что случилось. Я никогда в жизни не чувствовал такой сильной боли. И эта боль со мной по сей день. Боль, которая стала частью того, кто я есть. Я сел в машину в семь часов утра, чтобы поехать в больницу увидеть Пруфа… его застрелили. Это был худший день в моей жизни. Я, помню, думал: «Не Пруф, не Пруф, не Пруф». Пруф был моей опорой, понимаете? С его смертью я упал на колени (Eminem).

На долгие месяцы Маршалл упал на дно самой черной депрессии в мире. Каждое его интервью превращалось в бессвязный набор слов, прерываемый тяжелыми паузами, во время которых журналисты просто не знали, как себя вести. Иногда, вспомнив об образе Слима Шейди, он говорил какие-то странные и безумные вещи. На это уже никто не обращал внимания. На него даже в суд подавать перестали.

– Уведите его отсюда, – просил Пол Розенберг охрану рэпера. Теперь он занимался исключительно тем, чтобы продумывать все новые способы оградить Маршалла от журналистов. Дело было вовсе не в охране душевного спокойствия рэпера. Просто Маршалл был не в состоянии что-то говорить. Речь шла уже не о рэпе, а просто о связных или хотя бы почти связных мыслях.

В дань памяти о погибшем друге Eminem сделал себе татуировку – точную копию рисунка на руке Дешона

Маршалла занимали лишь два вопроса: как достать новые таблетки и как сделать так, чтобы дочери ничего не заметили. Со стороны могло показаться, что он просто решил на время оставить музыку и заняться семьей. Его стали постоянно видеть встречающим Хэйли и Лэйни из школы, гуляющим с детьми в парке или в магазине. Маршалл рассказывал, что большую часть времени в ту пору он проводил перед телевизором. Если раньше таблетки придавали ему сил, чтобы выйти на сцену, вдохновляли и мотивировали, то теперь лекарства парализовали его, а вот их отсутствие могло заставить двигаться в сторону аптеки. Иногда он пытался собраться и заняться музыкой, но ничего не выходило. Тексты давались ему все с большим трудом, это злило и лишало всякого желания работать. А самое главное – больше не было человека, который верил в него. Теперь в талант Маршалла верил весь мир, но Пруф, первый, кто поверил в его талант, умер. Больше не было того, кто мог здраво и честно оценить текст, посоветовать правильный музыкальный ход и просто поддержать его.

Друзья Маршалла стали замечать изменения и все чаще заговаривать о реабилитационном центре, но рэпер уверял, что в любой момент может остановиться. Несколько раз он объявлял о том, что завязал, но уже на следующий день принимал таблетку снотворного. Следующее утро начиналось уже с двух таблеток. Маршалл перестал появляться на студии, а Пол Розенберг всеми силами старался оградить рэпера от общения с журналистами.