Эмма

Все друзья миссис Уэстон были счастливы узнать, что роды прошли благополучно, а еще больше Эмма радовалась тому, что родилась девочка. Ей уже давно хотелось, чтобы появилась именно малышка мисс Уэстон. Она бы ни за что не признала, что просто хочет в будущем подыскать ей партию среди сыновей Изабеллы, но зато была убеждена, что и отцу, и матери нужна именно дочка. Она станет радовать мистера Уэстона на старости лет – а даже мистер Уэстон когда-нибудь состарится – своими забавами и щебетом, капризами и причудами, и этого ребенка никто у него не отберет. Что же до миссис Уэстон, то не может быть и сомнений, что дочка ей подходит гораздо лучше, к тому же как было бы жалко, если бы ее учительский талант пропал даром.

– Ей повезло испытать свои силы на мне, – говорила Эмма, – как у баронессы д’Альман на графине д’Осталис из «Адели и Теодора» мадам де Жанлис[19], и теперь свою собственную дочурку она воспитает по более совершенной системе.

– Значит, – отозвался мистер Найтли, – она станет баловать ее пуще вашего, но считать при этом, что не балует вовсе.

– Бедняжка! – воскликнула Эмма. – Что же с ней тогда станется?

– Ничего страшного. То же, что и с тысячами других. В детстве она будет невыносима, но с возрастом исправится. Я, милая моя Эмма, с некоторых пор не так строг к избалованным детям, иначе это было бы несколько несправедливо – я ведь своим счастьем вам обязан.

Эмма рассмеялась и заметила:

– Но ведь ваша строгость и послужила мне лекарством от всеобщего потворства. Сомневаюсь, что смогла бы исправиться без вас.

– Сомневаетесь? А я нет. Природа одарила вас разумом, а мисс Тейлор научила принципам. Вы бы отлично справились и сами. Мое вмешательство могло в равной степени как помочь вам, так и навредить. Вам вполне естественно было бы задаться вопросом: какое право он имеет меня поучать? И боюсь, вполне естественно было бы заметить, что делал я это грубовато. Нет, не думаю, что я вам чем-то помог. Я помог самому себе, ведь вы стали предметом моей нежнейшей заботы. Я столь много о вас думал, что полюбил и вас, и все ваши недостатки, а выискивая ошибки, влюбился, еще когда вам было лет тринадцать.

– Уверена, вы мне очень помогли, – возразила Эмма. – Вы часто возвращали меня на путь истинный – чаще, чем я смела себе признаться. Уверяю, от вашей строгости было много пользы. И если малютку Энн Уэстон будут баловать так же, то вам следует помочь и ей, разве что, пожалуйста, не влюбляйтесь.

– А сколько раз вы, бывало, в детстве подойдете ко мне и дерзко объявите: «Мистер Найтли, я собираюсь сделать то-то и то-то, папа мне разрешил», – или: «Мисс Тейлор сказала, что можно». И всякий раз, когда знали, что мне это не понравится. В подобных случаях мое вмешательство только удваивало вашу злость.

– Каким милым я была ребенком!.. Неудивительно, что вы до сих пор все это помните.

– «Мистер Найтли» – так вы меня всегда называли. «Мистер Найтли». Я уже настолько к сему обращению привык, что оно совсем не кажется мне официальным… И все же оно офицальное. Мне бы хотелось, чтобы вы звали меня иначе, но я не знаю как.

– Помню, как-то раз я сказала вам «Джордж» – чтобы позлить. Я думала, вы обидитесь, но вы ничего не сказали, и больше я к вам так не обращалась.

– А теперь вы можете называть меня Джорджем?

– Ни в коем случае!.. Я всегда смогу называть вас только «мистер Найтли». Не стану даже обещать, что последую изысканной краткости миссис Элтон и начну обращаться к вам «мистер Н.»… Но могу пообещать, – добавила она, посмеиваясь и краснея, – что уж один раз точно назову вас по имени – в стенах, где наши руки навсегда соединят, чтобы любить друг друга и в горе, и в радости.

Эмме было горько, что она не может воздать ему должное за еще одну услугу, еще один совет, который мог бы уберечь ее от всех ее женских глупостей, от безрассудной дружбы с Харриет Смит. Но это был вопрос весьма щекотливый. Она не решалась его поднять. О Харриет в своих разговорах они почти не вспоминали. Вполне возможно, что мистер Найтли просто о ней и не думал, но Эмма скорее приписывала его молчание такту: вероятно, некоторые признаки подсказывали ему, что ее дружбе с Харриет скоро придет конец. Эмма и сама понимала, что окажись они в разных городах при других обстоятельствах, то наверняка переписывались бы больше. Теперь же все сведения она получала почти исключительно от Изабеллы. Возможно, мистер Найтли сие заметил. Необходимость скрывать что-то от него мучила Эмму немногим меньше сознания, что это по ее вине Харриет несчастлива.