Эмма

Они не виноваты, подумал я об авторах, они писали в ужасное время, после еще гораздо более ужасного времени, которое не могло не налипнуть на их одежду, душу, на перья их авторучек. Они писали, находясь относительно западного читателя (в смысле своей свободы и личной безопасности) как бы ниже уровня сортирного очка. Они страстно желали крикнуть оттуда, из глубины, в дыру над их головами о своих открытиях морального и сущностного порядка. Они нередко забывали, должно быть, об эстетических установках воспитанного на Флобере западного любителя высокой прозы. Вот ведь и я во время перестройки не дочитал «Лолиту», и последние номера журнала, в котором публиковался «Улисс», до меня не дошли. Не до того было. Это сейчас, когда погружаюсь (не то аквалангист, не то — алкоголик) в два этих текста, будто становлюсь снова тем пятилетним ребенком (и ведь еще не имеющим представления о том, кто такая Эмма), которого подсаживает в кабину грузовика, не нового, но крепкого, похожего на сорокалетнего шофера, нашего соседа, который и поднимает меня, подняв с земли в кабину, так, что я с сожалением упускаю возможность ступить ногой на мелко железно-дрожащую пупырчатую ступеньку. А внутри — выпуклые сидения с пружинами для жесткой шоферской задницы, пол и педали, не признающие другой обуви, кроме кирзовых сапог, прибор со стрелкой на круглящейся панели, предвещающей дрожание и рев мотора, когда колеса тщетно пытаются подмять подложенные под них доски и ветки, чтобы вырваться из черной проваленной колеи. А сзади, за окошком, — кузов с деревянными бортами. И запах, запах кабины!

Возвращаясь к еврейским авторам — порыв их, тамошних наших неоспоримых лидеров, совершенно очевидно, — был искренен и чист. И кроме того, возможно, я неправ, может быть само понятие — «российское еврейство» — меня теперешнего чем-то раздражает. Чем? Я подумаю об этом.

Но вот, оказалось, что тут — и враг иной, на того, не до конца «демонтированного», непохожий, и пришло затем постепенно ощущение (гипертрофированное с непривычки) маленькой, но титульной нации с ее несомненными правами и суровыми обязанностями. И следом — утрясся в головах репатриантов не сразу, со временем, политический расклад, ужасно похожий на нынешний общероссийский, по крайней мере, каким он отсюда видится. И они, мои дважды соотечественники, готовы оставить в плену нашего солдата ради общей безопасности и ради общего дела. Они, эти старые (и не очень) жестокие носы ни за что не признают, что свобода солдата, как и спасение той радистки, — возможно, и есть одно из главных наших общих дел. Те понятия, из тех книг, налипли на их мысли, на их души, на клавиши их «компов» и потянули их вниз, ниже того уровня, чем тот, с которого докричались до нас еврейские авторы, на которых намекаю здесь, не раскрывая их имен, чтобы не снизить тем самым обобщающий характер своих рассуждений.

Техника опросов позволяет обогатить старый афоризм: «Поднимите раба с колен — получите хама», — оснастив его статистическими данными. В нашем случае это могло бы выглядеть следующим образом: j% (читать — джей процентов) жителей известной давними авторитарными традициями страны R* (читать — России), условно назовем их J* (кто бы это мог быть?), где они считались к тому же гражданами второго сорта, перебравшись в страну I* (на Ближнем Востоке), где теперь полагают себя солью земли, со временем не только генерируют в себе неприятные черты некоторых (в количестве r%, точными данными, сколько это — ар процентов — не располагаю) граждан страны исхода R* — более того, jj% (намеренное удвоение) бывших фактически двойными рабами превращаются в удвоенных хамов. Особенно потешно выглядит сладострастный энтузиазм, с которым упомянутые jj%, случается, критикуют в резкой и неполиткорректной форме взгляды и жизненные устои означенных r%. Не слишком сложно с процентами? Не инженеры — пропустите данный абзац! Относительно же упомянутой критики jj% в адрес r% мне хотелось поделиться с ними давнишним своим опытом: плевок издалека — неэстетичен и контрпродуктивен, мы с Шарлем убедились в этом еще в раннем детстве, он не ведет к обладанию самопалом. Разве что, можно обратиться, как это сделал когда-то Шарль, к своей маме (кто-то может увидеть в этом намек на заокеанскую страну А*) с целью вернуть марки (оставшиеся внимательные инженеры, не ищите в «марках» аллегории, гарантирую — ее здесь нет, просто отмоталась лишняя нить из клубка дорогих для меня воспоминаний). Я предупрежден Word-ом о сомнительной законности употребленных мною выше слов «неэстетичен и контрпродуктивен» в русском языке, что ж — занесем и их в справочник местных, ближневосточных данного языка расширений.