Эмма

Her situation was altogether the subject of hours of gratitude to Mrs. Weston, and of moments only of regret; and her satisfaction—her more than satisfaction—her cheerful enjoyment, was so just and so apparent, that Emma, well as she knew her father, was sometimes taken by surprize at his being still able to pity 'poor Miss Taylor,' when they left her at Randalls in the centre of every domestic comfort, or saw her go away in the evening attended by her pleasant husband to a carriage of her own.	Вообще говоря, только изредка часы довольства и благодарности судьбе перемежались у миссис Уэстон минутами сожалений; ее довольство, более того, откровенная радость были столь уместны, столь очевидны, что Эмма, хотя и хорошо знала своего батюшку, подчас диву давалась, видя, что он по-прежнему может с жалостью отзываться о «бедной мисс Тейлор», когда они покидали Рэндалс, оставляя ее окруженной всяческим уютом и комфортом, либо она сама покидала их ввечеру, удаляясь в сопровождении своего приятного мужа к собственной карете.
But never did she go without Mr. Woodhouse's giving a gentle sigh, and saying,	Не было случая, чтобы мистер Вудхаус при этом не молвил с тихим вздохом:
"Ah, poor Miss Taylor!	— Ах, бедная мисс Тейлор!
She would be very glad to stay."	Она так рада была бы остаться!
There was no recovering Miss Taylor—nor much likelihood of ceasing to pity her; but a few weeks brought some alleviation to Mr. Woodhouse.	Мисс Тейлор уж не воротить было назад — а значит, по всей видимости, не устранить и причину жалеть ее, но все же по прошествии нескольких недель мистер Вудхаус испытал некоторое облегчение.
The compliments of his neighbours were over; he was no longer teased by being wished joy of so sorrowful an event; and the wedding-cake, which had been a great distress to him, was all eat up.	Поток поздравлений иссяк, соседи не донимали его более изъявлениями радости в связи с событием столь горестным, а свадебный торт, стоивший ему таких огорчений, съеден был до крошки.
His own stomach could bear nothing rich, and he could never believe other people to be different from himself.	Собственный его желудок не принимал сладкого и жирного, а допустить, что у других что-то может обстоять иначе, нежели у него, он не умел.
What was unwholesome to him he regarded as unfit for any body; and he had, therefore, earnestly tried to dissuade them from having any wedding-cake at all, and when that proved vain, as earnestly tried to prevent any body's eating it.	То, что было нездорово для него, представлялось ему непригодным и для всех прочих, и потому он горячо уговаривал жениха и невесту вовсе отказаться от свадебного торта, а когда это ни к чему не привело, с такою же горячностью старался воспрепятствовать тому, чтобы кто-либо отведал его.
He had been at the pains of consulting Mr. Perry, the apothecary, on the subject.	Он даже взял на себя труд испросить мнения о сем предмете у аптекаря [3], мистера Перри.
Mr. Perry was an intelligent, gentlemanlike man, whose frequent visits were one of the comforts of Mr. Woodhouse's life; and upon being applied to, he could not but acknowledge (though it seemed rather against the bias of inclination) that wedding-cake might certainly disagree with many—perhaps with most people, unless taken moderately.	Мистер Перри, человек понимающий, благовоспитанный, чьи постоянные визиты очень скрашивали мистеру Вудхаусу существование, будучи призван высказаться, не мог не признать (хотя и казался не весьма к тому расположен), что свадебный торт может в некоторых случаях — пожалуй, в большинстве случаев — действительно повредить здоровью, если, угощаясь им, не соблюдать меры.
With such an opinion, in confirmation of his own, Mr. Woodhouse hoped to influence every visitor of the newly married pair; but still the cake was eaten; and there was no rest for his benevolent nerves till it was all gone.	Заручась таковым мнением в поддержку своему собственному, мистер Вудхаус надеялся оказать влияние на всякого, кто посетит новобрачных, но торт, невзирая на это, продолжали все-таки поедать, и не было доброй душе его успокоения, покуда его не доели до последней крошки.