Эмма Браун

Семейная жизнь меня немало удивила. Очутившись в четырех душных комнатах, расположенных над лавкой моего мужа (всю мебель, находившуюся в этих комнатах, покупала еще его покойная мать), и имея в своем распоряжении только свадебное постельное белье и щетку для уборки пыли, я должна была свыкнуться со своим новым статусом и сделать это как можно быстрее.

Итак, давайте попытаемся понять, что же собственно представляет из себя брак. Ведь именно этот общественный институт регулирует наши имущественные отношения, наши чувства, да и народонаселение вообще. Для мужчин брак – это некие рамки, определяющие их жизнь. Для женщин же – это пространство, ограниченное этими самыми рамками, которое необходимо заполнить. Если у семейной пары нет детей и нет никакого полезного дела в жизни, то их союз напоминает дырявую лодку, которая рано или поздно пойдет ко дну. Я не любила своего мужа, но считала это вполне обычным делом, ведь браки по любви – большая редкость. Я и не надеялась на то, что моя семейная жизнь будет счастливой, и поэтому мне не пришлось ни в чем разочаровываться. Меня привело в ужас не само существование супружеских обязанностей, а то, что обязанностей этих было довольно много. Со мною рядом постоянно находился этот пухлый и усатый человек, считавший, что я полностью принадлежу ему и он может пользоваться мной, как любой другой своей вещью, например трубкой или домашними тапочками. Мне постоянно приходилось напоминать себе самой, что это добровольное заточение продлится не неделю и даже не год. Даже преступникам назначают определенный срок наказания, нам же придется жить вместе до тех пор, пока кто-нибудь из нас не отойдет в мир иной.

Мой муж так же ревностно выполнял свои супружеские обязанности, как и свои коммерческие операции, и мне пришлось привыкнуть к его постоянному вниманию и смириться с этим. Такие неудобства испытывают многие женщины. Хуже всего было то, что у меня совершенно не было времени для себя самой. Моей голове требовалась интеллектуальная пища, а мой муж даже никогда и не задумывался над этим. Он решил взять заботы о наполнении этой самой головы на себя. В течение всего дня и даже вечером он излагал мне свои собственные теории и делился своими взглядами и суждениями. Даже ночью он не оставлял мои бедные уши в покое – я вынуждена была слушать его громкий храп.

Но во всем этом не было ничего необычного. Тогда что же меня так удивило? А удивило меня то, что, несмотря на все эти странности семейной жизни, я совершенно не изменилась. Я предполагала, что со временем превращусь в степенную, ни к чему не стремящуюся, довольную жизнью женщину. Но, к моему удивлению, эта полная изоляция только закалила мою душу. Все мои вкусы и привязанности остались прежними. Я была все такой же неугомонной и любознательной. Меня посещали прежние желания и мечты. Они волновали меня, словно свежий морской бриз.

Однако мистер Челфонт обладал одним чудесным качеством. Альберт был так доволен своей жизнью, что этот его восторг почти полностью примирял меня с тем, что мне пришлось отказаться ради этого от своих собственных жизненных устремлений. Он невероятно любил свое дело. Деятельность по созданию видимости благополучия была для него неисчерпаемым источником вдохновения. Теперь же у него появилась еще и жена – молодая, сильная и красивая. Он был в восторге от этого приобретения. Он никогда не спрашивал меня о том, люблю ли я его. И если бы я когда-нибудь спросила его о том, испытывает ли он сам какие-нибудь чувства ко мне, это озадачило бы его не меньше, чем если бы я попросила его высказать свое мнение о последних французских романах. Совсем не важно, что ты чувствуешь, главное, чтобы внешне все выглядело пристойно. Это стало его основным жизненным принципом. Должно быть, я надолго задумалась, глядя на зеленую ткань, лежащую передо мной. Она напоминала мне девственный лес. Рядом лежали серебряные ножницы, похожие на хищную птицу с длинным клювом, которая выслеживала добычу. А в углу, на кресле возле камина, свернувшись калачиком, спала мисс Фитцгиббон.

Я отнесла ее в спальню (надо сказать, что весила она не больше, чем весил бы ребенок десяти-одиннадцати лет). Вернувшись в комнату, я села в кресло, которое еще хранило тепло ее тела, и так просидела почти целый час, глядя на огонь, пока ярко горящие дрова не превратились в тлеющие угли.