Эмма и граф

Милорд был слишком ошеломлен своей потерей, чтобы обратить внимание на оскорбительное замечание Лафтона. На мгновение проснулась ярость, подобная той, что охватила его при виде Блэкберна, пытавшегося изнасиловать Эмму, но если бы он дал себе волю, то искалечил бы Лафтона гораздо сильнее, чем Блэкберна. Зачем? Этим он не вернет Эмму.

Нет. Самый простой способ обращения с Лафтоном — это проигнорировать оскорбление и сделать все возможное, чтобы больше с ним не встречаться. Поэтому он не ответил, и Лафтон со своей противной сестрицей убрались из Лаудвотера навсегда.

Я стану отшельником, свирепо решил он. Однако, приехав в апреле в Ньюкасл и встретившись с сэром Томасом Лидделом и Стефенсоном, обнаружил, что эта участь ему не грозит — во всяком случае, не в ближайшее время.

— Вы должны ехать в Лондон, — пылко говорил Лиддел. — Постарайтесь убедить их, что здесь на севере мы держим в своих руках будущее. Я хочу, чтобы вы подготовили почву среди ваших коллег-пэров и обеспечили поддержку, когда мы представим в парламент билль, позволяющий нам строить железные дороги по всей стране.

Милорд подумал немного.

— У меня мало влияния в мире политики...

— Чепуха, — страстно возразил сэр Томас. — Вы состоите в родственных отношениях почти со всеми нашими правителями. Я знаю, что вы добровольно одправились в ссылку на север, но вам не понадобится много времени, чтобы восстановить прежние связи, и тогда мы представим наш проект и проследим за его быстрым и благоприятным претворением в жизнь.

Милорд открыл было рот, чтобы продолжить спор, но передумал. Почему бы и не съездить в Лондон? Прошли годы, как он покинул его, почти девять лет, если быть точным. И у него появится хоть маленький шанс отыскать Эмму.

Сэр Томас, полный энтузиазма, снова заговорил:

— И пока вы будете в Лондоне, постарайтесь встретиться с мисс Эмилией Линкольн. Она снова написала мне и поблагодарила за то, что я послал ей информацию о работе Джорди. Было бы прекрасно, если бы один из нас лично поблагодарил ее. Вы такой степенный человек, Чард, что я полностью вам доверяю.

Снова встретиться с Эмилией Линкольн! Благодарить женщину, отвергнувшую его! Ту маленькую, заикающуюся, толстую девушку, которая наверняка стала маленькой, заикающейся, толстой женщиной, все еще незамужней... неожиданно вернувшей свое богатство. Он совершенно не хотел ее благодарить, — но как объяснить это сэру Томасу?

— Ладно, — неохотно согласился он. — Полагаю, приятно будет снова увидеть Лондон, возобновить знакомство с Вильямом Лэмом и остальной родней. Как и я, они постарели и, надеюсь, остепенились.

Лиддел и его считает степенным! Милорд печально подумал, что сэр Томас очень сильно бы удивился, узнав, каким легкомысленным и беспечным был юный Доминик Хастингс. Наверное, и старые друзья удивятся перемене, происшедшей с ним за эти годы.

— После того как вы дадите мне инструкции, я заеду в Лаудвотер, — сказал он. — А потом отправлюсь в Лондон. Придется снова открыть дом на Пиккадилли. Полагаю, что в самом начале сезона город будет полупустым.

— Вовсе не обязательно, — ответил сэр Томас, счастливый, что ему не придется ехать в Большую Клоаку, как он называл Лондон. — Если город действительно полупустой, тем лучше. Обеды, балы и приемы не так многолюдны. Я завидую вам.

Милорд себе не завидовал, но делать было нечего. Он должен отблагодарить Лидде-ла, и единственное утешение — может, он найдет свою потерянную любовь, не покидавшую его мысли и сны.

— Нет, мисс Эмма, — упрямо сказала миссис Гор. — Я не могу стать вашей компаньонкой теперь, когда вы возвращаетесь в высшее общество. Я буду счастлива быть вашей экономкой и вашим другом, но, чтобы сопровождать вас, необходима леди.

Сколько Эмма ни спорила с ней, говоря, что не собирается возвращаться в общество и что будет вести тихую жизнь, миссис Гор не сдавалась:

— Это вы сейчас говорите, моя дорогая, но придет время, и вы передумаете. Запомните мои слова.

Кончилось тем, что Эмма написала своей старой дуэнье мисс Дакр, и дама согласилась вернуться, на этот раз компаньонкой. Эмма купила домик в Челси и наполнила его маленькими сокровищами: фарфором, книгами, старинной мебелью, — напоминавшими те, которые когда-то заполняли ее старый дом. Те вещи давно исчезли, были проданы, чтобы оплатить предполагаемые огромные долги Генри Линкольна, и с ними ушло детство Эммы. Она потеряла все: даже кукол и разные безделушки, которыми одаривал ее отец.

— Моя дорогая, — сказала тетя, обнимая ее в свой первый визит. — Как ты похорошела! Не обижайся, но годы изменили тебя к лучшему.

— Да ладно, тетя, — улыбнулась Эмма. — Я уже потеряла последние надежды, как вы прекрасно понимаете, и скоро стану суетливой старой девой.

— О нет... — тетя была проницательна, — не с богатством Линкольна, моя дорогая.

Поклонники протопчут дорогу к твоему порогу, а на каминной полке будет множество приглашений от хозяек всех лондонских салонов. Я буду счастлива, если ты позволишь поддержать тебя.

Эмма язвительно подумала о потерянных годах, когда никто не желал поддерживать ее, но вслух сказала: