Эммануэль

Обеими руками она описывала плавные круги по всему телу своего неожиданного любовника, массируя его мускулы, стягивая кожу и дуя на пузырьки пены. Она натирала его ноги, спину, грудь, а он стоял, не мешая ей ни единым движением, пока, наконец, она не добралась до двух ягодиц, а затем и до его копья. Она усердно работала ладонями и кончиками пальцев, переходя от мягких долгих поглаживаний к быстрым резким рывкам, пока белопенная мачта не начала содрогаться. Ее владелец стоял, и хлопья пены не позволяли ему даже увидеть, что происходит. Воля была подавлена, он ни о чем не мог думать, всецело отдавшись во власть этих ласк: они могли убить его, – он даже не пошевелился бы. Бедра его были напряжены, колени болели, он тихо постанывал. Эммануэль, похожая на центральную скульптуру какого-нибудь фонтана, не отрывала взгляда от своего подопечного и видела даже сквозь густую пену, как то, что привлекало ее больше всего в мужчинах, обретает пурпурный цвет. Она то прикасалась к его ядрам, гладя их и царапая ногтями, то продвигалась со своими ласками дальше, добираясь до ануса. Под конец она крепко ухватила древко копья и стала оттягивать его мантию так далеко, насколько было возможно, пока яростная струя не хлынула из навершия прямо в жадно раскрытые губы Эммануэль. Вкус мыла придал этому напитку изысканную горечь.

Она пожалела, что не успела захватить все, и подумала, как было бы великолепно, если бы в ее распоряжении находилось два подобных источника. На следующий год в день своего двадцатилетия ей надо бы устроиться так, чтобы двадцать – по числу ее лет – мужчин смогли бы дать ей испить свой сок двадцать раз подряд. Вот это будет настоящий праздник! Эта мысль так восхитила ее, что она подпрыгнула от радости, влюбленная сразу и в своего настоящего любовника, и в будущих.

– Дай-ка я тебя ополосну, – сказала она, выводя его из состояния шока. Она смыла с него мыло, вытерла его, вытерлась сама и объявила:

– Мне пора ехать, уже поздно. И дождь, слава Богу, кончился.

Вышла из душевой комнаты, подошла к лежащему на полу платью, подняла его платье словно только что вынули из воды.

– Да, – проговорила она, – это я на себя не могу напялить.

Было понятно, что в распоряжении молодого человека нет никакой подходящей для нее одежды.

– Боюсь, что мне придется остаться здесь, пока это не высохнет.

Такая проблема, видимо, поставила в тупик хозяина коттеджа.

– А если я попрошу служанку прогладить, и все высохнет? – сказал он на безупречном французском языке. Эммануэль улыбнулась его наивности.

– Может быть, вы попросите ее одолжить мне саронг?

– А у меня есть здесь рубашка и брюки…

– Брюки – благодарю покорно, но вот шорты мне пригодились бы. Я их как-нибудь прилажу.

Она стянула слишком широкий пояс и в этом наряде выглядела вполне привлекательной. Молодой человек двинулся было к ней, но «отвезите теперь меня домой и побыстрее» остановило его.

И снова белый спортивный автомобиль двинулся по улицам Бангкока.

– Где вы живете?

– Подбросьте меня к спортклубу. Муж меня там и ждет.

Стоянка уже опустела, когда они снова оказались на ней. Только две машины, и одна из них как раз ее. Шофер, как обычно, стоял возле. Он сказал с забавным вьетнамским акцентом:

– Месье поехаль домой. Месье прислаль машина за мадам.

– Видите, как мне надо спешить, – обратилась Эммануэль к своему спутнику и выскочила из его «родстера», держа платье в руках.

– Да, понимаю… Но как мне вас опять увидеть?

– Не знаю. Я должна бежать, – и она с улыбкой, сложив кончики пальцев, послала ему воздушный поцелуй.

Он покорно откинулся на спинку сиденья. Они проезжали плавательный бассейн, отделенный от дороги невысокой живой оградой из кактусов. Кто-то позвал Эммануэль. Или ей послышалось? Она дала знак шоферу остановиться. Огляделась. На тропинке, выложенной мозаичными плитами, виднелась чья-то фигура, делавшая в направлении Эммануэль широкие приглашающие жесты. Кто бы это мог быть? На прежних знакомцев Эммануэль не похоже. Но тут приглашающий приблизился, и Эммануэль смогла его разглядеть. Это была женщина, немолодая, по представлению Эммануэль, то есть ближе к тридцати, чем к двадцати. Она была тоненькая, великолепно сложена от элегантной шеи и плеч до бедер; живот был мускулист и даже казался впалым, ноги были длинны, изящны. Она была одета так, что при каждом ее движении становилась видна грудь, напоминавшая о статуях в храмах Индии. И плотная, и необычайно легкая одновременно. Совершенно ошеломленная, Эммануэль любовалась ею, а потом перевела взгляд на лицо женщины. Темные большие глаза с каким-то огоньком в глубине. Короткий точеный нос, свежий рот, чуть тронутый белой помадой.

– Пойдемте поплаваем, – сказала женщина, и ее глубокий странный голос тронул Эммануэль не меньше, чем ее внешность.

– Но я уже и так опаздываю, – пробовала она отказаться, вполне готовая, однако, откликнуться на приглашение. И другая мысль пришла ей в голову:

– И у меня нет купального костюма.

– Это неважно, там никого нет, кроме нас.