Эммануэль. Антидева

– Он никуда не годится. Ваше так называемое равноправие сокрушает храм эротизма. В этом храме – как вы сказали – женщина сравнима с богиней. Единственной богиней. То, что за ее благосклонность надо платить, еще туда-сюда, но как она может покупать своих преданных слуг? Занимаясь любовью с женщиной, мужчины славят ее, обещают служить культу прекрасной дамы. Если женщина выставляет двойной тариф, то это, конечно, можно расценивать как черный юмор, но в принципе все ясно. А вот если она сама платит, как же она может считаться богиней?

– Вы говорите о золоте. Продолжайте.

– Вы должны понимать, что делаете. Вы хотите превратить эротизм в некую эстетику нравственности со своей логикой или сделать из него эгалитарную утопию? Предупреждаю вас, что второе неоригинально и столь же привлекательно, сколь двери тюрьмы. Ваш клуб – не Цитера храмов будущего, а скорее фаланстер. Ваши клиенты до такой степени равны, идентичны в своем поведении, что пол перестает существовать. Лично я предпочитаю сохранять свой пол, быть женщиной, единственной, уникальной, драгоценной, желанной. И если человеческое существо может продаваться, то только я. Пусть это будет моей привилегией! А мужчины пускай выстраиваются в очередь за любовью с протянутой рукой – как на бирже!

– Впервые я думаю, что вы правы.

Эммануэль делает шарик из своего чернового плана и бросает его через балюстраду террасы в растрепанные листья кокосовой пальмы.

* * *

В другой раз Эммануэль сказала Анне Марии:

– Один мужчина слишком устал, чтобы заниматься со мной любовью, и сказал мне, что любовь – глупость. Теперь мне достаточно известно, чтобы я могла понять – мужчина ошибался. На самом деле, любовь – это способ расширить границы разума.

* * *

В абсолютно белой комнате, напоминающей больничную палату, Эммануэль первым делом заметила глубокое кресло в форме восьмерки на коротких ножках. Девушка решила, что в таком кресле удобно заниматься любовью – сидя лицом к лицу или друг за другом.

Комната была разделена занавеской надвое. Помимо странного табурета, в этой части располагались также нечто вроде гимнастического коня и витрина с изделиями из различных материалов: некоторые напоминали пенисы животных – от пса до мула – в натуральную величину. Кроме того, в витрине красовались наручники, узкие ремешки, щипцы, хирургические зеркала и странный предмет размером с женскую грудь, состоящий из двух стеклянных полусфер, соединенных резиновыми трубками, к которым был присоединен ручной насос. Должно быть, это аппарат, чтобы доить женщин, – подумала Эммануэль. – Какое, наверное, удовольствие!

Вдоль одной из стеклянных стен, нивелирующих серость внешнего мира, высились две эстрады, обитые алой тканью. Одна из них, сделанная, судя по виду, из ковкого металла цвета бледной латуни, была подстроена под форму женского тела – с желобками для рук и ног, углублением для груди и головы. Для головы предназначался еще и шлем, похожий на маску фехтовальщика с мягкими краями и прорезью для рта, из которой шел желтоватый дым. Другие фумаролы виднелись в углублениях для груди и на уровне половых органов. Эммануэль наклонилась, чтобы почувствовать запах, и внезапно странное ощущение неведомой силы как магнитом притянуло ее к воображаемому клитору и грудям. Она почти была готова лечь в эту металлическую форму и ублажить себя. В секунду она избавилась от летнего платья, которое расстегивалось спереди и под которым ничего не было. Однако любопытство перед тем, что находилось на второй эстраде, одержало верх над первым импульсом.

На толстом матрасе лежала обнаженная женщина, идеально стройная, с чудесной талией и цветом кожи. Казалось, она спала. Эммануэль коснулась ее: она была сделана из нежнейшего пеноматериала; ее бархатистая кожа, ни холодная, ни горячая на ощупь, не уступала настоящей; ее рот и половые органы удались на славу. Гостья приблизила свое лицо к лицу куклы, пальцем приоткрыла ей рот – дыхание искусственной девушки имело странный аромат, который сложно описать, но скорее – неприятный. Эммануэль решила исследовать вагину: она была горячей и переполненной странными испарениями. «Забавно, – подумала Эммануэль. – Видимо, это специальная кукла, предназначенная только для мужчин. Кому еще придется по нраву такой аромат? Кажется, клуб не поддерживает гомосексуальность. Что может скрываться по ту сторону занавеса?»

Эммануэль бросила платье на пуфик, пересекла комнату и зашла за занавес. Там стояла застеленная прямоугольная кровать. На ней с двух сторон сидели двое одетых мужчин – словно симметричные фигурки для украшения камина. Мужчины выглядели словно близнецы – оба высокие, мощные, с желтоватым цветом лица, множественными мелкими мимическими морщинками и узкими, как у корейцев, глазами. Близнецы не обратили на Эммануэль никакого внимания. Гораздо больше их интересовало тело, лежащее посреди кровати, они разглядывали его, словно ученые – своего подопытного кролика. Эммануэль узнала этот мальчишеский торс, выбритый выпуклый лобок, элегантные ноги и янтарный загар – на кровати лежала Би.