Эммануэль. Мадам как яблоко и мед

Получилось так, что Аурелия прилегла немного отдохнуть после утомительной прогулки, а проснулась уже за полночь. Было темно, духота стояла невыносимая, она проголодалась и все еще грезила своим незнакомцем. На этот раз во сне ей не удалось к нему даже приблизиться. Стоило девушке направиться к нему, как какой-то силуэт, то ли женщина, то ли мужчина, вставал между ними и заслонял от нее прекрасного незнакомца. А она, передвигаясь как в замедленной съемке, даже не могла с ним заговорить…

Аурелия поплелась в душ, потирая припухшие ото сна веки, и подставила голову под струйку прохладной воды. Она так бы и сидела в тесной ванной, лениво глядя, как капли воды стекают по плечам, по груди, по животу, но тело покрылось гусиной кожей.

Тогда она энергично встряхнулась, откинув с лица мокрые волосы, и твердо решила, что если в ближайшие два дня ей не удастся отыскать таинственного незнакомца, она уедет из города. На набережной Корниш прогуливались отдыхающие после дневной жары люди. Аурелия свесилась через окно на улицу, пытаясь разглядеть среди них своего красавца. Кто-то поднял голову и взглянул на нее, но в темноте трудно было разобрать черты лица. Другой мужчина, увидев ее, помахал рукой. Она с трудом узнала в нем Фауси в выходном костюме цвета морской волны, дополненном нарядным, но неумело завязанным красным галстуком. Его черные курчавые волосы были аккуратно уложены.

Он перешел дорогу и остановился прямо под ее окном. Видимо, он хотел поговорить с Аурелией, но шум машин и нескончаемые гудки клаксонов заглушили его голос. Она сделала ему знак, чтобы он не уходил, пообещав скоро спуститься.

Девушка не торопясь выбирала наряд – пусть Фауси подождет, ничего с ним не случится. Нижнее белье: белый шелк сиял на ее матовой бархатистой коже, длинное, до самых щиколоток, льняное платье скромного натурального цвета, неброский макияж: сияющие голубые глаза подведены для выразительности черным карандашом и капля «C’est la vie» в ложбинке на груди…

Фауси ждал ее внизу, спрятавшись за пыльными пальмами в холле. Она потащила его на улицу:

– Я умираю от голода. Ты знаешь какой-нибудь приличный ресторан поблизости? Я тебя приглашаю.

Юноша повел ее по лабиринту узких улочек восточного базара Аттарина. Мастера по дереву прямо на улице мастерили затейливую мебель в стиле Людовика XV, слушая при этом по радио репортаж о футбольном матче. Ей несколько раз пришлось согнуться чуть не пополам, чтобы избежать столкновения с широкой доской, которую краснодеревщики умело обрабатывали своими грубыми инструментами. Рыночные торговцы окликали ее то по-английски, то по-французски, но чаще – по-арабски, приглашая купить у них товар.

Фауси немного отставал, так как не мог отказать себе в удовольствии перекинуться с ними парой слов, чтобы все вокруг видели, с какой красивой иностранкой он гуляет по городу. Потом он и вовсе исчез, заглянув внутрь лавчонки, где торговали всякой домашней утварью. Аурелия видела, что он о чем-то беседует с женщиной, стоящей за кассой, оживленно размахивая руками среди нагромождения горшков, ламп, подсвечников и посуды. Девушка остановилась, ожидая Фауси, невольно прислушиваясь к обрывкам фраз, доносившимся из помещения. Наконец юноша вышел, с довольным видом похлопывая себя по карману.

– Это – моя мама, – пояснил он.

– Мне показалось, что она чем-то недовольна.

Фауси смутился, и девушка догадалась:

– Ей не понравилось, что вы идете со мной в ресторан?

Фауси с торжествующим видом достал из кармана купюру:

– Нет! Совсем наоборот! Просто она не хотела, чтобы дама платила за меня.

Они пошли по узенькой улочке, повернули направо, потом налево, миновали каменную арку и вышли, наконец, на террасу, где со всех сторон доносилось пение птиц.

– Вот мы и пришли. Это очень хороший ресторан. Ты выбираешь птицу, которая тебе нравится. Они ее убивают и готовят кушанье. Ты это ешь.

Девушка растерялась:

– Я так не могу. Пойдем в другое место.

Фауси громко рассмеялся:

– Да нет же! Я пошутил.

Они устроились за небольшим столиком, покрытым бумажной скатертью. Фауси стал обсуждать с официантом меню. На жердочке недалеко от их столика сидел ястреб. Железная цепочка, привязанная к его ноге, не позволяла ему улететь. Рядом располагалась клетка с другой птицей, помельче и с более скромным опереньем. По всей вероятности, это была женская особь. Ястреб соскочил с жердочки, вцепился когтями в прутья клетки и стал бить крыльями, желая, видимо, воссоединиться со своей подругой, но клетка была заперта, и его усилия оказались напрасными. Каждый раз, когда он с шумом ударял крыльями, другие птицы жалобно клокотали и тоже махали крыльями, от чего в воздух летели перья и пух.