Эммануэль. Римские каникулы

– У вас нет солнцезащитных очков?

– Я никогда их не ношу.

– Тогда наденьте эти, прошу вас.

Сильвана приподнимает свою легкую одежду. Эммануэль видит ее тело, затянутое в черную кожу и перехваченное на талии поясом с двойным рядом бронзовых чешуек. К этому поясу цепочкой прикреплена небольшая черная овальная сумочка, как у венецианских купцов, путешественников или художников эпохи Возрождения. Эммануэль вспоминает, что видела эти детали одежды на репродукциях итальянских картин. «Странно, – думает она, – никогда еще во всей моей карьере я не останавливалась в стране, где история и нравы так тесно переплелись на протяжении веков».

– Там все возможно, – сказал ей однажды Марко, – но может также и ничего не случиться.

– Постарайтесь остаться последней в очереди, – распоряжается Сильвана. – В любом случае, подождите меня там.

«Куда она хочет, чтобы я пошла!» – раздраженно думает Эммануэль.

Никакого тепла в этом приеме, никакой вежливости, даже самой банальной: неважно, что Эммануэль проделала длительный перелет, что ей хочется пить, что сказывается разница во времени… О, действительно, эта Сильвана отвратительна! Эммануэль наблюдает, как она большими шагами пересекает холл. У нее длинные ноги, также обтянутые в черное, кожаные ботинки того же цвета. Волосы средней длины, до плеч, она похожа на пажа, и Эммануэль понимает, что хочет ее. Если только Сильвана не рассматривает ее как какой-то чемодан! И зачем эти черные очки? Но Эммануэль вынуждена признать, что они изящны, вполне в голливудском стиле 50-х годов, с удлиненной формой стекол, похожей на крыло, и они почти невесомы.

Через темные стекла люди выглядели мрачными, но зато Эммануэль может смотреть через огромные окна на солнце, стоящее в зените и заливающее все вокруг – мрамор, металл и керамический пол. Она чувствует себя в центре яркого теплого круга, и вся ее ночная тоска исчезает под солнечными лучами.

Краем глаза она смотрит в глубину зала и видит там итальянку, которая разговаривает с двумя мужчинами в военной форме. Рядом с ней стоит предполагаемый таможенник. Все трое выше ее ростом, но Эммануэль понимает, что Сильвана раздает им четкие приказы и они вскоре будут выполнены. Чувство безопасности, спонтанно доказанное рукопожатием Сильваны, возрождается в ней.

А пока наступает ее очередь проходить таможенный контроль. Она протягивает свой паспорт человеку, который при виде ее имени с любопытством смотрит на нее. Это инквизиторство расстраивает Эммануэль; к счастью, темные очки ставят между ними преграду. Человек, смотрящий на нее, немолод, у него обычное лицо и усталые глаза.

– Добро пожаловать, мадам, – бормочет он по-французски.

А потом добавляет с весьма живописным южным акцентом:

– Приятного отдыха в Италии.

Изобразив улыбку, Эммануэль удаляется, освобождая место для крупного человека, возглавляющего новую группу пассажиров из очередного самолета.

Громкоговоритель объявляет об отправлении рейсов на Нью-Йорк на итальянском, английском, французском и немецком языках. Сильвана возвращается к Эммануэль. Ее улыбка спокойна и холодна.

– Все хорошо, – говорит она. – А теперь, будьте бдительны! Сами ни с кем не разговаривайте. Обращайтесь ко мне. Постарайтесь выглядеть глупой, если это возможно. Глупой, усталой и безразличной.

– Безразличной к чему?

– К испытанию, которое нас ожидает, – вздыхает Сильвана. – Пойдемте. Боже, как же вы красивы!

* * *

За последней стеклянной дверью ждут журналисты. Дюжина, может быть чуть больше. Несколько фотографов стоят вдоль гранитной лестницы. Один из них сидит наверху, как большой орел, готовый наброситься на свою жертву.

– Они там из-за вас, – говорит Сильвана, и дверь перед ними открывается.

Эммануэль тотчас же окружают папарацци, и фотовспышки молниями сверкают со всех сторон. Она даже замечает мобильную группу телевидения, чей оператор наводит на нее свою камеру.

Невыносимый гомон, звонки, вопросы – все пересекается, смешивается, микрофоны напряжены, идет схватка между мужчинами и женщинами, стоящими плечом к плечу, вооруженными диктофонами. Их лица покрыты потом, высокие голоса задают непонятные вопросы. Время от времени Эммануэль различает в страшном шуме свое имя. Настоящая свора гончих собак!

– Минуточку, пожалуйста!

Сильвана начинает говорить громким голосом, таким сильным, что вмиг восстанавливается тишина.

– Мадам не возражает против того, чтобы вам ответить. Но сделает она это с моей помощью, потому что она не знает итальянского. Кроме того, она очень устала и не примет, конечно же, ни одного вопроса о своей личной жизни.

– Вы смеетесь, – раздается чей-то голос. – Нам плевать на ее мнение о Горбачеве или о парниковом эффекте. Мы хотим знать, почему она ушла от мужа!

– Доверие за доверие, – отвечает Сильвана, – а ваша сексуальная жизнь соответствует позиции Ватикана?

Взрыв смеха заглушает ответную реакцию журналиста. Но тут же вперед выходит другой. Маленький, коренастый, темнокожий. За толстыми стеклами очков его глаза сияют очень даже опасно.

– Мадам, вы привезли священных танцовщиц принцессы Рам-Шар?