Эммануэль. Танцовщица с бульвара Сен-Жермен

Затем все трио приняло акробатическую позу, чтобы рот высокой брюнетки, сосавшей вульву своей племянницы, и поступательные движения пениса слуги между пышными бедрами его хозяйки находились в пределах видимости камеры. (Жад показалось, что она чувствует на своем клиторе пульсирующие губы владелицы поместья.)

Обе кошки мяукнули, когда вдруг вошел господин хозяин в галифе.

— Суки, я вас поймал! — воскликнул он.

— Небеса! Твой дядя! Мой муж!

Дворецкий спрятал свой член в ливрее и сбежал.

— Негодяйки, — сказал сеньор, ударяя тростью. — Вы заслуживаете наказания.

И он нанес несколько ударов по телу своей жены.

— Ах, — заскулила она больше от удовольствия, чем от боли, потому что нетрудно было заметить, что трость была сделана из мягкой резины.

— На колени, — приказал он бывшей инженю, потянув ее с кровати.

Беспорядок в одежде девушки был более чем очаровательным. Ее груди вывалились из корсета, который вместе с чулками и подвязками лишь подчеркивал наготу ее ягодиц и белизну живота.

Он расстегнул штаны и вытащил огромный кол.

— Соси, — приказал он.

«Опять! — казалось, подумала малышка. — У этого семейства довольно странный способ кормить меня». И она слегка прикоснулась к огромному члену дяди, потому что считалось дурным тоном демонстрировать свой аппетит. Тем не менее дядя своим видом продемонстрировал, что он не против, если девушка будет жадной, а посему схватил ее за кудри и засунул свой член ей в рот.

В последний момент грубиян отпрянул назад и кончил прямо на великолепное кресло в стиле Людовика XV.

* * *

Когда Бьянка выключила видеомагнитофон, Жад чувствовала себя вполне разогретой. Хотя фильм и не отличался художественными достоинствами, она не могла отрицать, что он оказался вполне эффективным. Джина благодаря своей неотразимой внешности и комедийному таланту смогла сделать карьеру в Чинечитта[28]. Ее груди были мягкими и сочными, как персики, соски — красными и сладкими, как виноград, ягодицы — круглыми и твердыми, как дыни. Джина была чувственной версией Арчимбольдо

[29], настоящим блюдом с фруктами, лакомством, которым следовало непременно поделиться с мужчиной.

Берит и Бьянка ушли в противоположных направлениях, и Жад осталась одна. Она была так взволнована пышными прелестями итальянки, что только мастурбация могла удовлетворить ее. Она хотела почувствовать ее запах, коснуться ее кожи, открыть ее клитор и заставить его вибрировать, возбудить Джину до кульминации, а затем передать ее Ролану.

Целый час Жад танцевала на пляже обнаженной. Согнуться, покружиться, размять свое тело — это всегда было отличным лекарством от чувственных разочарований. Как обычно, Алехандро издалека наблюдал за ней. Он смог обосноваться в нескольких метрах от Жад, та бы не стала протестовать, но он предпочел создать иллюзию, что он подсматривает без ее ведома.

Этот наивный вуайеризм забавлял Жад и стимулировал ее одновременно. Мысленно она посвящала каждое свое движение шпиону, о молчаливом присутствии которого она знала. Для него она покачивала бедрами и выгибала спину с намеком на то, будто она протягивает ему свои руки и грудь, словно пробуждаясь после эротического сна.

В то утро ей хотелось вытащить Алехандро из кустов юкки, где тот прятался. Застенчиво держа руку в кармане, он делал вид, что занимается садоводством. Очищая от пожелтевшей травы цветник, он косился в сторону тонкого полотенца, которое Жад обвязала вокруг талии.

— У вас ширинка расстегнута, — сообщила она ему.

Он покраснел и поспешил прикрыться.

— Вы можете отвезти меня в Гуардию через полчасика? — спросила Жад. — Я хотела бы зайти на почту.

Алехандро, заикаясь, согласился, уставившись на проглядывающий между краями полотенца бритый лобок Жад. Этот кусок ткани, прикрывающий запретный плод, еще более возбудил его. Жад вспомнила хореографа, который целыми днями находился рядом с обнаженными танцовщицами, но при этом подсматривал за ними в замочную скважину, когда они переодевались в гримерке.

Когда Жад переоделась в белое платье с матросским воротником, убрала волосы в конский хвост, Алехандро уже ждал ее за рулем автомобиля. Она села рядом с ним и положила ноги на приборную панель. Синие кожаные ремешки ее сандалий подчеркивали изгибы ног и тонкость лодыжек, икры девушки тоже смотрелись великолепно.

Алехандро наклонился и коснулся ее ноги, якобы чтобы открыть бардачок. Жад вздрогнула. Дорога была неровной, и платье задралось, обнажая стройные бедра. Она не стала его поправлять, глядя на дорогу между колен, засыпая от жары и вибраций двигателя. Она вновь подумала о Джине и ее детской манере, о ее округлых плечах, о теплом и влажном промежутке между грудей в корсете. «Зарыться туда с головой, — подумала она. — Сделать так, чтобы голубки заворковали…»

Рука Алехандро скользнула по ее левой ноге, словно продолжая чувственный сон. А вот рука Джины должна быть мягкой и пышной, а у Алехандро она была корявой и царапала кожу.