Эмоции и чувства

Возникающее противоречие в понимании интереса, с одной стороны, как ситуативного психологического феномена (потребности), а с другой стороны, как устойчивого психологического феномена (эмоционального отношения) Б. И. Додонов (1973, 1978) попытался решить следующим образом. Ключ к пониманию сущности интересов он видит в рассмотрении динамики отношений между потребностями и эмоциями, которые приводят к возникновению интересов – отношений, интересов – свойств личности. Выступая в первую очередь индикаторами потребностей человека, эмоции сами постепенно все более становятся «предметом» его особых психологических потребностей, приобретают известную самоценность, начинают заранее «предвкушаться» личностью. В «механизм» каждого интереса, по мнению Додонова, входят потребности, которые приобрели служебную функцию. Поэтому, с его точки зрения, интерес – это потребность в переживании отношений, жажда положительных эмоций. По сути, он разделяет понимание интереса А. Г. Ковалевым как устойчивого положительного эмоционального отношения, показывая истоки возникновения этого отношения.

«Чувство» юмора

Отнесение юмора к эмоциональной сфере человека имеет древние корни. Происхождение слова «юмор» связано с латинским «Humor» – жидкость. Соотношение четырех жидкостей являлось основанием для выделения характера, темперамента человека с присущими ему особенностями. Древние греки считали, что чувство юмора связано с темпераментом: по сравнению с меланхоликами, у сангвиников чувство юмора выражено более явно.

До сих пор непонятно, к какой психологической категории относить юмор, так как в чистом виде он не является ни эмоцией, ни чувством[62], а скорее относится к интеллектуальной характеристике человека, аттитюду, установке, способствующей вызову эмоции веселья.

Изучением этого до конца не разгаданного феномена занимаются давно и серьезно (Спенсер, 1881; Bergson, 1910; Koestler, 1964; Лук, 1968, и др.), Однако сущность юмора понимается по-разному.

В словаре С. И. Ожегова юмор понимается как беззлобно-намешливое отношение к чему-нибудь. Другие исследователи пишут, что это способность понимать комические ситуации, шутки. Шутка определяется в словаре С. И. Ожегова как то, что делают или говорят не всерьез, ради развлечения, веселья. З. Фрейд рассматривал шутки как важный защитный механизм и писал, что подавление желания шутить может привести к серьезным последствиям. Он подразделял шутки на два класса: невинные (тривиальные) и «со смыслом». Шутки «со смыслом» служат двум основным целям – агрессивным (ирония, насмешки) и сексуальным. Иными словами, шутки «со смыслом» служат для выражения агрессивных или сексуальных побуждений, когда те не находят другого выхода. Кроме того, полагал Фрейд, когда человек смеется, он экономит физическую энергию, которая была бы затрачена на подавление агрессивных и сексуальных побуждений.

С. Л. Рубинштейн писал, что суть юмора не в том, чтобы видеть и понимать комическое (смешное, забавное) там, где оно есть, а в том, чтобы воспринимать как комическое то, что претендует быть серьезным. А. И. Розов (1979) полагает, что юмор и сопутствующий ему смех вызываются очень резким отклонением реальных событий от ожидавшихся в данной ситуации при наличии сознания превосходства, безопасности и защищенности от этой ситуации смеющихся (их, мол, данная ситуация не задевает, и вообще они в ней не могут оказаться). Если с первой половиной данного утверждения можно согласиться, то со второй – нет. О каком чувстве превосходства (о нем говорят и А. Н. Лук, и индийский теософ Бхагаван Дас (Das, 1921)) может идти речь, когда мать смеется над упавшим ребенком, хотя ей его жалко, потому что он ушибся? И как можно испытывать защищенность от ситуации, если я в ней уже оказался и, совершив что-то нелепое, смеюсь сам над собой?

В то же время А. И. Розов правильно подчеркивает, что одно только резкое отклонение реальных событий от ожидавшихся не может вызвать комический эффект; на это могут последовать и такие эмоциональные реакции, как удивление, досада, возмущение, гнев. Поэтому вторым условием, вызывающим комический эффект, будет, с моей точки зрения, не чувство превосходства вследствие обесценивания норм и условностей, а отношение человека к происходящему. Именно здесь и скрывается тот механизм, вследствие которого одна и та же ситуация одним кажется комической, а другим – неприятной, неловкой. Поэтому неожиданное появление животного на сцене драматического театра у зрителей будет вызывать смех, а у артистов – раздражение. Понимание нелепости происходящего, с моей точки зрения, должно сочетаться с восприятием ситуации как безопасной (либо в физическом, либо в моральном плане) для объекта смеха, а не для того, кто смеется, как полагает Розов. Если же ситуация воспринимается как опасная, то вместо веселости, смеха у наблюдающего ее возникнет страх.