О том, что определенным переживаниям свойственны те или иные выразительные движения и в том числе характерная мимика, людям известно уже много веков. Со времен Гиппократа большое внимание уделяется выразительным движениям и особенно мимике при разнообразных заболеваниях. Но если Гиппократ подходил к оценке выразительных движений у больных как врач и строил свои суждения на основе накопленного врачебного опыта, то Аристотель, являющийся одним из создателей учения о физиогномике, счел возможным судить о состоянии и возможностях психики человека на основании схоластической оценки особенностей строения его головы и лица. Прогнозируя по внешним признакам поведенческие реакции человека и особенности его интеллекта, Аристотель большое значение придавал сходству его с животными, которым, как признавалось, якобы свойственны от природы определенные качества. «Нос толстый, как у быка, – писал Аристотель, – означает лень. Широкий нос с большими ноздрями, как у свиньи, – глупость. Острый, как у собаки, нос – признак холерического темперамента. Орлиный нос означает смелость, крючковатый, как у вороны, – настороженность… у кого широкий рот, тот смел и храбр».
В Средние века данные, полученные при изучении лица, расценивались с позиций астрологии и других оккультных наук. Значительную популярность приобрело, в частности, лицегадание: определение судьбы человека по чертам лица. Физиогномика в ту пору была довольно авторитетна. Она к тому времени успела обрасти множеством новых умозаключений, которые по уровню достоверности вполне могли конкурировать с сентенциями Аристотеля. Так, средневековый монах Альберт Великий считал, что «толстый и долгий нос служит знаком человека, любящего все прекрасное и не столь умного, сколь он сам о себе думает», а «кто вертит головою во все стороны, тот совершенный дурак, глупец, суетный лживый плут, занятый собою, посредственных способностей, развратного ума, довольно щедрый и находит большое удовольствие вымышлять и утверждать политические новости».
Черты лица, особенно мимика человека, отражают функциональное состояние нервной системы и зависят от особенностей психики человека, прежде всего состояния его эмоциональной сферы.
В конце XVIII в. такая, можно сказать, формальная физиогномика получила развитие в многотомном сочинении цюрихского монаха Иоганна Лафатера, который сначала изучал психологические особенности человека, а затем сопоставлял полученные данные с особенностями черт его лица. Накопленные таким образом сведения послужили поводом к тому, что он стал доказывать возможность определения особенностей характера по рельефу лица и строению черепа и претендовать, таким образом, на роль основателя новой науки. Давая оценку «учению» Лафатера, Г. Лихтенберг отмечал, что «эта теория представляет в психологии то же, что и весьма известная теория в физике, объясняющая свет северного сияния блеском чешуи селедок… Можно постараться нарисовать себе ночного сторожа по голосу. При этом часто ошибешься настолько, что трудно удержаться от смеха, когда обнаружишь свое заблуждение. А разве физиогномика нечто иное?» Тем не менее и идеи Лафатера нашли своих приверженцев. Особенно популярны были они в среде немецких писателей, участников литературного движения «Бури и натиска» (штюрмеров), и, вероятно, сыграли определенную роль в формировании теории Ч. Ломброзо о врожденном преступном типе.
В XIX столетии большой вклад в учение о выразительных движениях внесли Ч. Дарвин и И. М. Сеченов. Они высказали научно обоснованное мнение о том, что черты лица и особенно мимика и другие выразительные движения отражают функциональное состояние нервной системы и зависят от особенностей психики человека, прежде всего от состояния его эмоциональной сферы.
Характер выразительных движений, главным образом мимики, при распознавании заболеваний учитывался со времен Гиппократа.