Эмоции в розницу

– Как… как ты обошёл систему идентификации?!

– Н-да, дочь, – он криво ухмыльнулся. – Мы слишком давно не виделись, и ты, похоже, совсем забыла, кто я, и какими возможностями обладаю. Хотя, тебе, пожалуй, простительно: ты ведь толком этого и не знала. Вот этот с виду неказистый кристаллик, – Альберт вытащил из нагрудного кармана комбинезона поблескивающий прямоугольник, – способен открыть любую дверь в ОЕГ. Совершенно любую.

«Ч-чёрт!», – тяжёлая волна осознания захлестнула меня, лишая внутреннего равновесия. Значит, я далеко не единственная, кто может проникнуть в это пространство, в чём я была так уверена ранее. И отныне я никогда не смогу чувствовать себя в безопасности в этих стенах.

– Зачем ты здесь? – я старалась не смотреть ему в глаза.

– Хотел спросить у тебя тет-а-тет, о чём ты думала, отказывая молодому господину Лобзовскому и покидая приём, нарушив процедуру?

– Я думала о том, – я старалась говорить как можно спокойнее, – что как гражданка ОЕГ имею право самостоятельно принимать решение о необходимости брачного контракта в моей жизни. И в ближайшие годы я не имею ни малейшего намерения менять свой семейный статус. На это у меня тоже есть право согласно Закону, который мы оба хорошо знаем. И вообще, почему ты делаешь ставку именно на меня? Насколько мне известно, у тебя есть ещё одна дочь, Инга. Так почему бы не подыскать подходящего партнёра для неё? Или ты уже…

– Право, говоришь? – Альберт прервал меня на полуслове. – Было, Миранда. У тебя было такое право до тех пор, пока ты этот самый Закон не преступила. А твоя сестра… Что ж, поверь, я был бы не против посодействовать ей в заключении выгодного контракта и не только… Да вот незадача: её давно нет в живых. Инга аннулирована.

«Аннулирована».

Отец произнёс это таким же ровным тоном, как и всё остальное, бесстрастно глядя мне в глаза, а мне в этот момент показалось, будто я снова нахожусь в кошмарном сюрреалистичном сне, и пол, вращаясь и дрожа, норовит уйти у меня из-под ног.

Я опустила глаза, понимая, что не смогу сохранить равнодушное выражение лица.

Вот так, между делом, я узнала о смерти единственной сестры, с которой так и не повстречалась. И теперь уже никогда не встречусь. И самым ужасным почему-то казалось то, что всё это время я считала её живой и даже пыталась представить, где она может жить и чем заниматься.

– К-когда это случилось?

Отец резко поднялся с кресла и стал прохаживаться по комнате, а потом внезапно остановился, развернувшись ко мне.

– Примерно через полгода после твоего отселения. Ещё в интернате. Так что, она не пожила в семье и дня, – боковым зрением я увидела, как Альберт провёл рукой по своему лбу, словно в попытке разгладить собравшиеся там морщины. – Но сейчас не об Инге. Я здесь для того, чтобы помочь тебе принять верное решение, Мира.

Я презрительно фыркнула. Кажется, это получилось слишком громко, потому что Альберт как-то особенно пристально взглянул на меня.

«Тебе известна статистика рождаемости в городах? А уровень смертности детей в интернатах?» – не далее, чем сегодня утром спрашивал меня Грег. Вот и Инга стала очередной безликой составляющей этой статистики. Всего лишь строчкой с пометкой «аннулирована» в одной из бесчисленных баз данных. И отец сообщает об этом мимоходом, тут же переходя к более важному для него вопросу. Интересно, как они обсуждали смерть Инги с матерью? Он сообщил Клариссе об этом за ужином, а она пожала плечами и попросила передать порцию коктейля? Или, быть может, Кларисса встречала Альберта этой новостью с работы, а он в ответ устало попросил отправить его ботинки и комбинезон в чистку, а сам отправился поплавать в бассейне? В тот момент я ненавидела Альберта так, будто это он напрямую был виновен в смерти моей сестры. А может, так и было? Как знать, быть может, я следующая на очереди?

– Ты ведь настаиваешь на сделке, потому что мой брак с сыном того чиновника принесёт какие-то выгоды лично тебе, да? Скажем, новую, ещё более престижную должность или ещё что-то в этом роде?

Теперь отец посмотрел на меня немного растерянно, и я поняла, что попала в точку.

– Что ж… Может и так, – он не стал отпираться. – Но это не всё. Некоторое время назад в Департамент безопасности поступили новые списки неблагонадёжных граждан, подозреваемых в особо тесных связях с нежелательными субъектами нашего общества. Думаю, нет нужды уточнять, чьё имя я увидел в списке среди прочих? Тебе напомнить, какое наказание грозит гражданину ОЕГ, если его вину призна́ют на официальном уровне? Твой нынешний статус угрожает и моей репутации.

– Пустое, – мне потребовалась вся моя воля, чтобы сохранить непроницаемое выражение лица. – Службам не найти доказательств того, чего я не совершала.

– Да ну? Ты считаешь, если в трущобах нет камер или если ты здорово умеешь обманывать системы электронной регистрации и глобальную систему позиционирования, это станет твоим идеальным прикрытием? Брось, Мира! Неужели тебе не приходила в голову мысль, что у «Зорких» даже в резервации есть собственные глаза и уши?