Натали замолчала. Дети не двигались.
— Вот бы маму сюда. Посидела бы с нами. Послушала стихи Натали, — мечтательно произнесла Даша.
— Это Лермонтов, Михаил Юрьевич. А я думала, вам будет скучно, — изумилась и обрадовалась одновременно Натали.
— Я не всё поняла, конечно, но когда ты говорила, во мне что-то сильно волновалось, даже горло сдавливало, — призналась Даша.
А Миша закивал головой, он чувствовал то же самое, но не мог подобрать слов, да к тому же побаивался, что так выражать свои чувства слишком по-девчоночьи…
Посидели молча. Говорить не хотелось, даже Даше, а хотелось только смотреть и смотреть и не глазами, а как бы впитывать всем телом, всей душой и умом.
…Но вот что-то произошло неуловимое. Как-то всё вокруг изменилось в воздухе. Замелькали птицы. И только теперь дети поняли, что раньше птицы пели, но при этом только подчёркивали, а не уничтожали тишину. А теперь тишина изменилась, стала совсем другой. Прекратили травы свой тихий-тихий шелест, спрятался куда-то лёгкий ветерок. Всё замерло, притихло. Это было именно замертвение, зловещее и предупреждающее.
— Ой, — воскликнула Натали, — сейчас начнётся ураган или гроза. Надо выбираться отсюда…
Действительно, тучи тёмные, тихие, как колпаком накрыли плёс.
— Я хочу посмотреть, есть ли в воде рыба, — опомнился Миша и бросился к воде.
— Мишель, куда вы? Конечно, есть, где же ей быть, не на берегу же? — страшно удивилась Натали. — Нам надо уходить. Вернитесь…
— Я догоню-у-у… — закричал Миша и голос его замер вдалеке.
— Ничего, Натали, он быстро бегает, его никто не может догнать в детском саду.
— Ну, хорошо, Дашенька… — и её последние слова унёс настоящий шквал… Веер в руках Натали стал сам собой трепыхаться… и через полсекунды они уже были в комнате, но… какой ужас! Без Миши. Он остался на волжском плёсе, в картине Левитана.
— Господи! — воскликнула Натали. — Никуда не двигайтесь с места, — сказала она Даше и, взмахнув веером, уже крошечной фигуркой появилась в картине.
Через некоторое время Натали опять появилась в комнате. Но она успела уже немного промокнуть.
— Там Мишеля нет, — Натали была очень расстроена. Даша обмерла. Ей даже страшно было подумать, что теперь будет.
— Не впадайте в отчаяние, Дашенька, — успокаивала её Натали. — Мы его найдём — он не пропадёт в мире прекрасного искусства. Знаете, Мишель мог попасть, убегая от грозы в какую-нибудь другую картину, из тех, что висят у вас дома. Давайте посмотрим все.
И девочки отправились рассматривать картины. О, как же внимательно они вглядывались в каждую из них!
— Вот он! Вот он! — оглушительно завопила Даша, показывая на одну из картин. — Он всегда любил пускать мыльные пузыри. Надо же куда забрался?! И даже не подумал, что мы тут с ума сходим.
— Так он же без меня не может выбраться. Сейчас он будет здесь, не беспокойтесь, Дашенька, — и Натали взмахнула веером.
Даша увидела, что в картине что-то неуловимо изменилось. Через секунду весёлый Миша и слегка уставшая Натали были уже в комнате. Даша его ощупала. Да, живой и невредимый брат!
— Ну, что, как? — торопилась спросить Даша.
— Здорово. Только вот мне эта тётя, которая стирала, всё время что-то говорила. Мне кажется, она запрещала пускать пузыри. Но я ничего не понимал и повеселился вволю.
— Как же ты про нас-то не подумал? — рассердилась Даша, видя, что брат совсем не испуган и не переживает своё самостоятельное путешествие по картинам.
— Я думал, но ведь вы должны же были найти меня в этой картине, — уверенно заявил мальчик.
— А ты нас видел оттуда? — задала Даша давно мучивший её вопрос.
— Нет, конечно. Ты что, совсем? Знаешь, сколько там пару было? Только поэтому тётя меня не узнала, она думала, что там сидит всё тот же её мальчик.
От Миши слегка пахло мылом и стираным бельём.
…Даша вдруг что-то вспомнила и подошла к окну. За ним широко распахнулось небо, звёзды смотрели на землю и как будто удивлялись, что люди так редко поднимают к ним глаза.
— Они оказывается дрожат, — сказала Даша, и все поняли, что она говорит о звёздах. — И мне кажется, что я слышу очень далёкую музыку сверху, и что всё это — Тишина.
— Музыка… тишина, — передразнил Миша, но он чувствовал что-то очень похожее, но никак не поддающееся словам.