Эмоциональный букварь от Ах до ай-яй-Яй

Дети остались в комнате одни. Тишина в комнате, столь желаемая Мишей, нарушалась противными всхлипываниями Даши. Мише казалось, что эти звуки какие-то шероховатые, как будто проводят пальцами по очень сухой и неровной бумаге: «Фу, противно!»

Но надо было спросить, о чём плачет сестра. Это ведь положено. Но именно по самим всхлипам Миша уже определил, что в этом плаче есть нечто против него, осуждающее его. Что именно, мальчик не знал. Но уже то, что Даша не спросила, как он себя чувствует, как ему сейчас, значило многое. Ведь должна была бы спросить. «Что это я стал таким чувствительным? От болезни или от всех этих чудес нашего путешествия в прошлое?» — размышлял Миша.

Молчание продолжалось, а в воздухе комнаты, как большой лохматый зверь, уже зашевелилась будущая ссора.

— Дашка, что ты ревёшь? — слабым, едва слышным голосом, спросил, наконец, Миша.

И тут Даша взорвалась, будто она ждала этого вопроса, чтобы уничтожить целительную тишину и заменить её криками, воплями, взвизгами. Эти крики и визги имели свои цвета — так представлялось Мише. Он лежал на спине с плотно закрытыми глазами, а его веки всё равно пронизывали ослепительно зелёные искры, красные разводы и расплывы, оранжево-белые стрелы, фиолетовые наплывы. Даже закрытым глазам было больно.

— Замолчи, Даша, — тихо попросил брат. Тихо у него получалось потому, что совсем не было сил, а то бы он показал этой противной Дашке.

— Замолчи-и-и, замолчи, — пронзительно тонко пропела Даша. — А кто всё испортил? Ты, Мишечка, ты!! Облопался мороженого, как дурак! А-а-а!! — Даша не выдержала и заголосила.

— Погасни, — хрипел Миша. Но его хрип захлёбывался в Дашкиных воплях. И тут в самый разгар рёва дверь без скрипа отворилась, и в комнату проскользнула Натали. Щёки её разрумянились, она шумно дышала, глаза её сияли, как настоящие звёзды. Даша на полукрике прекратила рёв. Глаза её мгновенно просохли..

«Наверное, танцевала», — с завистью подумала девочка.

— Мы сейчас играли в жмурки, — как бы прочла Дашины мысли Натали. — Но мне всё же было не по себе. Беспокоилась о Мише.

— Видали, она бес-сс-спокоилась о Мише, — опять завопила Даша, и слово «беспокоилась» у неё получилось с отвратительным присвистом. — Он гад такой всё испортил, а она бес-сс-спокоилась (опять присвист!).

— Ах, Дашенька, — только и смогла выдохнуть Натали. Глаза её мгновенно сделались печальными, и от этого стали ещё больше. Добавить к этому она ничего не смогла, только сжала ладони под подбородком. — Дашечка, — повторила Натали ещё раз, но совсем тихо, будто пролетела ночная бабочка.

Девочка нахмурилась и мрачно молчала. В душе её творился тарарам: душило чувство несправедливого отношения к ней, но что-то было не так. Какая-то вина, её собственная вина с приходом Натали проникла в неё, как бы просочилась и затаилась в дальних уголках души. Натали же смотрела на больного мальчика с состраданием и на лице её явно проявилось чувство стыда.

У Миши сердце прямо рванулось навстречу этому прекрасному, как будто расписанному тонкими кисточками, лицу. Даже чуть меньше болела голова и что-то острое перестало колоть в животе. В глазах защипало, и Миша судорожно вздохнул. Это предвещало плач, но Миша считал, во время болезни поплакать немножечко можно. Но всё-таки не расплакался, просто слегка пошмыгал носом. Натали потянулась к нему.

— Натали, а как ты узнала, что у нас плохие дела? — спросила успокоившись Даша.

— О, Дашенька, у меня есть особенный лорнет.

— Что это? — не поняла Даша. И даже Миша слегка повернул заинтересованную голову.

Натали достала из серебряной сумочки, пристёгнутой к поясу, очки на палочке. И посмотрела в них на детей. А Даша тоже взглянула на Натали через эти стекляшки.

И что же она увидела?!

Огромный красивый зал, по цветному паркету скользили пары. Оркестр играл вальс. Музыка звучала тихо, но взрывалась маленькими тихими вихрями. Присмотревшись, Даша различила среди танцующих маленькую фигурку Натали. Она танцевала с мальчиком в военной форме. Узнав Натали и восхитившись красотой бала, Даша громко ахнула.

— Ах, я так мечтаю опять попасть на бал, — высоко вскинула брови и закачала головой Даша.

Зазвучал уже хорошо знакомый, серебристый смех, в ответ на который губы невольно растягивались в улыбку.

— Господа, бал уже кончился. А вам надо знаете куда? В Удивляндию. Вы так прекрасно удивляетесь и восхищаетесь, Даша!! — продолжала смеяться Натали.

— Какая Удивляндия? Я хочу туда, — прошептал Миша, но уже более бодро.

— Хорошо, хорошо. Завтра вечером мы отправимся в Удивляндию, в главный город этой страны Ах-тюбинск.

— Ура-а-а! — шёпотом закричала Даша, а Миша улыбнулся.

— А теперь спите, спокойной ночи, дорогие дети. Завтра Миша будет здоров. Но не забудьте про старинные духи. Только не надо проливать, просто понюхайте и поднесите к лицу моей куклы. Спокойной ночи, дорогие дети, — ещё раз повторила Натали, и сразу всё померкло.

В полной темноте Даша протянула руку, и рука её наткнулась на прохладную щёчку куклы и скользнула по шёлковым локонам. Даша грустно улыбнулась.