Поступил еще один заказ, но с ее появлением в моей жизни я стал ставить под сомнение свой жизненный выбор. Сколько подобных ей девушек выбило из колеи из-за моих действий, вызванных ненавистью к случившемуся с нами? Поступал ли я безответственно, берясь за работу? Мой брат по матери утверждал, что отец был нестабилен в отношении к женщинам, а мать наблюдала за его извращениями. И из-за собственной слепой ненависти к родителям, я уступил зову, оправдав смертную казнь. Мне стоило продолжить расследование, но, правда в том, что я знал, как просто можно скрывать домашнее насилие. Никто не понимал, насколько жестокими были наши мать и отец, так что, кто я, чтобы засомневаться в этом парне? Ведь должна же быть уважительная причина, чтобы хотеть убить своего отца, так? Оказывается, жадность тоже может мыть хорошим мотивирующим фактором для убийства. Их адвокат уже вернулся домой, и вскоре зачитают завещание, так что для Маркуса станет сюрпризом тот факт, что за ним следят расследующие убийство его родителей детективы. Я не волнуюсь, наше с ним общение было довольно безопасным, и единственное доказательство состоит в том, что я распечатывал нашу переписку после той ночи, чтобы изучить ее вдоль и поперек.
Мой телефон гудит, прерывая размышления. Это Райан.
– Эй, ты еще на барбекю? – спрашиваю я.
– Не-а, я уехал сразу за тобой. Только что звонил Мелоди. Она назвала меня засранцем.
– Ты и есть засранец.
– Она вела себя, как угрюмая сучка; в последнее время она ведет себя так постоянно. В любом случае, я позвонил, потому что не могу найти бумажник. Я оставлял его на кухонном столе?
– Ага. Где ты?
– У нее в общежитии.
Сглотнув вставший посреди горла ком, я говорю брату, что заберу его.
Я паркуюсь рядом с Райаном, удивляясь тому, как внезапно сменилась погода. Дождь так сильно размывает пейзаж за лобовым стеклом, что все вокруг смешивается, а цвета искажаются. Я опускаю окно пассажирской дверцы и вижу, что Райан стоит под козырьком здания, глядя через дорогу. Я пытаюсь позвать его, но он поглощен тем, что привлекло его внимание. Я хлопаю рукой по рулю и оглядываюсь на заднее сидение, на случай если вдруг по волшебству там появится куртка. Но не с моей удачей. Я хватаю его бумажник и бросаюсь к брату со всех ног. Влага волной окатывает меня, будто тысяча крошечных иголок, воздух кажется вязким несмотря на разбушевавшийся шторм, а вспышки молнии чередуются с раскатами грома.
– Райан! На что смотришь?
Я поворачиваюсь в сторону того, что привлекло его внимание, и у меня перехватывает дыхание, когда замечаю стоящую под дождем без пальто Мелоди. Ее накрепко накрыло чувством горя; тело девушки дрожит.
– Она сломалась. Блядь, Райан. Она плачет, что ты делаешь?
Его взгляд нехотя переходит от нее ко мне.
– Смотрю.
Она рассыпается на части внутри, хрупкие кусочки уносят потоки воды, что льется на нее, как из ведра. Горе девушки настолько ощутимо, как будто это ее боль вызвала бурю.
Я хлопаю бумажником по груди брата и бегу к ней. Я должен. Может, я грешник, но не хочу, чтобы этой девушке было больно. Мне хочется обернуть Мелоди в свою силу, дать ей то, за что можно держаться. Я жажду разделить ее боль, чтобы она никогда больше так не плакала. Если бы мог забраться ей в голову и стереть тот ужас, свидетелем которого она стала, я бы так и сделал. Но я ушел, такова правда. А теперь, от вида ее беспомощности, ее души на грани растворения в этом шторме, все внутри меня встает с ног на голову, и то, что скрывал, привлекает к себе внимание.
Глава 21.
МЕЛОДИ
Я выскакиваю через двери на улицу, дождь бьет по моей коже, холодные капли пропитывают одежду, но я не ощущаю боли. Одиночество удушает. Я скучаю по родителям так сильно, что едва могу дышать. Зацепок так и не появилось, но полиция отдала нам их тела, так что мы можем их похоронить. Этот момент жизни поистине сюрреалистичен, будто бы снова узнаешь, что они мертвы. У меня так сильно болит сердце. Как люди переживают подобную потерю?
Меня оглушает смех пробегающей мимо в поисках убежища от дождя пары, хочется закричать на них, заставить заметить, что они есть друг у друга, что они счастливы и напрочь ослепли к умирающему у них на глазах человеку.
Я здесь, вы меня видите?
Внутренне я кричу из глубины пустого вакуума, но снаружи моя боль абсолютно невидимая, потому что ведь никто не смог бы игнорировать смерть чьей-то души, если она происходит у тебя на глазах, верно?
Дрожь сотрясает мое тело, от чего оно вибрирует. Я стою вся мокрая, моя одежда прилипла к коже, но я не могу шелохнуться. Капельки проливного ливня танцуют на земле, приковывая мое внимание, держа меня, будто якорь, в этот момент; капли подпрыгивают, ударяясь о поверхность, проникают в землю, затапливая все влагой. Мои слезы смешиваются с дождем. Я хочу рыдать от боли, но слез не хватит, чтобы передать всю боль, она настолько сильная, что у меня физически болит сердце.