Эмпатия

Я смотрю в зеркало, но не вижу его. Он у меня за спиной, в тени, слегка согнув колени, чтобы скрыть лицо за моей головой. Тьма в коридоре будто дразнит меня. Кошмар каждого ребенка навсегда станет моим, не важно, сколько лет мне исполнится. Конечно, если я вообще выберусь отсюда.

Тени принимают форму, будто рождаясь из тьмы.

«Пожалуйста, пусть окажется, что ты спишь, Мелоди. Этого не может происходить на самом деле. Этого не может происходить на самом деле».

Он так крепко сжимает мою шею, что его пальцы почти смыкаются вокруг нее. Глаза слезятся, и одинокая слеза лижет щеку. Не могу поверить в происходящее; это и правда я? Кажется, будто собственными глазами наблюдаю за чужим кошмаром.

– Жизнь слишком коротка, Мелоди. И я хочу, чтобы ты жила. – Слова Зейна издеваются надо мной, вовсе не утешая.

Рычание моего жнеца смерти возвращает мысли в настоящее. Горло саднит, когда с трудом произношу свои последние слова. Смерть близка, я чувствую ее в воздухе. Я спустилась в собственную могилу, не прислушавшись к своим инстинктам, и войдя в этот дом.

– Ты гребаный трус. По крайней мере, взгляни мне в лицо, раз собираешься меня убить, – хриплю я, проливая последнюю каплю своей храбрости. Не хочу умирать, хныча, отказываю в этом чертовому извращенцу. Он не сломает меня. Я отказываюсь.

В следующее мгновение он так быстро разворачивает меня к себе лицом, что голова идет кругом. Парень столь сильный, что держит меня, будто пушинку. Я поднимаю глаза, чтобы встретиться лицом к лицу со своим убийцей, но до того, как наши взгляды пересекаются, мою голову дергают назад. Острая боль пронзает затылок, мое тело обмякает, и сознание поглощает темный туман.

Голова раскалывается. Боже, она словно вот-вот развалится на две части. Издавая стон, я поднимаю руку к лицу.

Не помню, чтобы пила или бросалась под грузовик вчера вечером; так почему же мне так хреново? Пальцы нащупывают огромную, проникающую рану. Я вздрагиваю от прикосновения.

Быстро прихожу в себя, подымаюсь и осматриваюсь, чтобы понять, одна ли я тут. Тишина. Все спокойно. Я одна, но жуткая атмосфера все еще витает в воздухе.

Мне хочется вернуться на две секунды назад, когда еще ничего не помнила. Страх рикошетит из глубин живота и достигает окончания всех нервов, кожа покрывается мурашками. Я дрожу, а зубы стучат друг о друга от силы этой дрожи. Не представляю, сколько здесь пролежала. Несколько минут? Часов?

Тьма накрывает дом, словно черное одеяло, из-под которого не могу выбраться. Мне нужно включить все лампы, чтобы прогнать ночь. Проверяю свое тело на предмет других повреждений, убеждаясь, что моя одежда цела. Я все еще полностью одета.

Поднимаясь на ноги, я вздрагиваю, разрезая ладонь куском разбитого зеркала.

– Ай, – квакаю я, так как горло саднит, и голос кажется незнакомым для моих ушей.

Слегка спотыкаясь, все же встаю на ноги и использую столик в роли поддержки.

– Мам! Пап!

Разум кричит на меня, говорит заткнуться к чертовой матери, убираться отсюда, но мне просто хочется к маме и папе.

Потому крадусь по дому. Кровь струится из ладони, стекая между пальцами, капая на пол и создавая кровавый след, подобный дорожке из крошек Гензеля и Гретель, но только мой след ведет к кошмару, потому не странно, что он кровавый.

Стук сердца шумит в ушах, вызывая пульсацию в голове.

Тук.

Тук.

Тук.

Стоп!

Нет звука сердцебиения, нет звуков дыхание, только смерть, и затем раздается мой собственный вопль и звук удара коленей о деревянный пол. Окровавленная ладонь прижимается к моим губам. Безмолвный крик разрывает мои внутренности, слезы обжигают глаза.

– Нет, нет, нет, нет, нет, нет, – бормочу я, опуская ладони на пол и подползая к безжизненному телу отца. Его глаза открыты, смотрят на меня, но только такой же, как у меня, нефритовый цвет в них угас. Словно поверх этого цвета лежит тонкий слой льда. Его загорелая кожа выглядит бледной и полупрозрачной, будто бумага.

– Папа. Папа, проснись. Прошу, проснись.

Я смотрю на его тело, по его рубашке расползлось красное пятно, напоминая изображения на галстуках в 60-х годах. Безумие, какие мысли лезут в голову, когда все вокруг теряет смысл. Я гляжу на рану, что позволила его жизни ускользнуть из тела, опускаю руку поверх нее, пока сбитый с толку разум пытается вспомнить хоть что-то выученное на уроках первой помощи в школе. Руки так сильно дрожат, что едва удается их контролировать.

Он мертв; ладони ощущают холодную, загустевшую влагу его крови. И в этот момент я замечаю влагу и под моими коленями. Отползаю назад, словно кто-то ударил меня током, на попе скольжу через всю комнату, отталкиваясь ногами от пола и пытаясь побыстрее оказаться подальше от всего этого, подальше от кошмара, в котором я проснулась.