Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

Чесапикские штаты Мэриленд и Вирджиния по-разному отреагировали на стремительный рост численности рабов. Хотя оба штата начали манумиссию рабов после революции, Мэриленд освободил гораздо больше рабов, чем Вирджиния. Не имея западных предгорий для экспансии, многие плантаторы Мэриленда оказались перед выбором: продать или освободить своих рабов, и многие предпочли освободить их. К 1810 году 20 % чернокожих жителей Мэриленда получили свободу, что ускорило процесс, который продолжался вплоть до кануна Гражданской войны, когда свободной стала половина чернокожего населения штата.

Напротив, к 1810 году только 7 % чернокожего населения Виргинии было свободным, а накануне Гражданской войны процент свободных чернокожих так и не превысил 10 %. Белые плантаторы либо покидали штат вместе со своими рабами, либо продавали излишних рабов белым в других штатах или своим соотечественникам-виргинцам. В результате за десятилетия между 1782 и 1810 годами все большая часть белых виргинцев, особенно в Пьемонте, становилась рабовладельцами. До революции большинство белых виргинцев не владели рабами, но к 1810 году ситуация резко изменилась: большинство белых виргинцев стали лично вовлечены в институт рабства и патриархальную политику, которой рабство способствовало. С распространением рабства на все более глубокие слои населения Виргиния все меньше становилась революционным лидером либерализма, каким она была в 1776 году.45

Большая часть Юга стала республиканцами Джефферсона. Уже на четвертом Конгрессе в 1795-1797 годах более 80 процентов конгрессменов Юга голосовали против федералистской администрации. На президентских выборах 1796 года федералист Джон Адамс получил всего два голоса выборщиков Юга по сравнению с сорока тремя голосами Джефферсона.46

Но не весь Юг был республиканским, по крайней мере, поначалу. В 1790-х годах некоторые районы Южной Каролины были настроены резко федералистски, особенно Лоукантри и город Чарльстон.47 К 1800 году Чарльстон стал самым европейским и наименее предприимчивым городом среди крупных портовых городов Соединенных Штатов. В XVIII веке он был одним из пяти крупнейших колониальных городов Северной Америки с процветающей торговлей, контролируемой южнокаролинскими купцами-плантаторами. Но к началу XIX века купцы с Севера и из Европы захватили городские каунтинги, и каролинские набобы, которые когда-то были купцами, стали все более пренебрежительно относиться ко всем, кто занимался торговлей.48

В болотистой местности Каролинской низменности, как правило, размножались комары и малярия, что побуждало белые семьи покидать эти места в летние месяцы. Поэтому многие плантаторы Лоукаунтри стали заочными владельцами своих плантаций, а наемные белые надсмотрщики управляли многочисленными черными рабами. Начало девятнадцатого века стало золотым веком для этих каролинских плантаторов с морских островов, которые к 1810 году владели более чем двумя сотнями плантаций, на каждой из которых было по сто и более рабов. Хотя Лоукантри составляли лишь пятую часть населения штата, на них приходилось три четверти его богатств. Рабовладельческий плантаторский класс строил огромные особняки, покупал элегантную мебель, пил и ел все самое лучшее, одевался по последней лондонской моде, вступал в браки друг с другом, голосовал за федералистов и заставлял себя верить в то, что они английские аристократы.

В прибрежных районах Лоукаунтри, где вода была легко доступна, рис оставался основным продуктом питания, но плантаторы в низинах также начали переходить на хлопок, длинноворсовый сорт, который идеально подходил для изготовления кружев и тонкого белья. Хотя длинноволокнистый хлопок был прибыльным, его было трудно выращивать, и он процветал только в прибрежных районах. Многие каролинцы хотели бы выращивать короткоштапельный хлопок, который подходил для грубых тканей и потенциально был очень прибыльным, но они еще не знали, как его легко обрабатывать. Отделение семян от волокон хлопка вручную отнимало столько времени и сил, что результаты измерялись унциями, а не фунтами.

Хотя рано или поздно кто-нибудь нашел бы способ механизировать этот процесс, это было поручено выпускнику Йельского университета, уроженцу Массачусетса с острыми механическими способностями, Илаю Уитни, который получил финансовую поддержку Кэтрин Литтлфилд Грин, вдовы генерала Натанаэля Грина с Род-Айленда, и в 1793 году изобрел хлопковый джин. Его машина решила извечную проблему удаления семян из короткостебельного хлопка; по словам Уитни, "для ее вращения требовался труд одного человека, и с ее помощью один человек очистит в десять раз больше хлопка, чем любым другим способом до сих пор, а также очистит его гораздо лучше, чем при обычном способе". Плантаторы подхватили конструкцию Уитни и построили большие джины (сокращение от двигателя) для переработки огромного количества хлопка. К 1805 году, всего за десять лет, производство хлопка на Юге увеличилось в тридцать раз - с двух миллионов фунтов до шестидесяти миллионов фунтов в год.49