Empire of Pain: The Secret History of the Sackler Dynasty

Позже Артур вспоминал, что в эти годы он часто мерз, но никогда не голодал. В Эразмусе было агентство по трудоустройству, которое помогало студентам найти работу вне школы, и Артур начал брать дополнительную работу, чтобы прокормить семью. Он получил газетный маршрут. Он разносил цветы. У него не было времени ходить на свидания, посещать летний лагерь или ходить на вечеринки. Он работал. Это стало предметом его гордости: он ни разу не брал отпуск, пока ему не исполнилось двадцать пять лет.

И все же в отдельные моменты Артур видел другой мир - жизнь за пределами его существования в Бруклине, другую жизнь, которая казалась ему достаточно близкой , чтобы прикоснуться к ней. Время от времени он отрывался от своего суетливого графика и рысью поднимался по каменным ступеням Бруклинского музея, проходил через рощу ионических колонн и попадал в огромные залы, где восхищался выставленными произведениями искусства. Иногда он добирался до Манхэттена, до позолоченных дворцов на Парк-авеню. На Рождество он доставлял огромные букеты цветов и, проходя по широким проспектам, заглядывал через ярко освещенные окна в квартиры и видел, как внутри мерцают рождественские огни. Ему нравилось, когда он входил в большое здание со швейцаром, держа в руках цветы, сходил с холодного тротуара и попадал в бархатное тепло вестибюля.

Когда в 1929 году разразилась Великая депрессия, несчастья Айзека Саклера усугубились. Все его деньги были вложены в недвижимость, и теперь они ничего не стоили: он потерял то немногое, что у него было. На улицах Флэтбуша мужчины и женщины с несчастным видом вставали в очереди за хлебом. Агентство по трудоустройству при Эразмусе стало принимать заявления не только от студентов, но и от их родителей. Однажды Айзек собрал трех своих сыновей. С вызывающей вспышкой старой семейной гордости он сообщил им, что не собирается разоряться. Он ответственно распорядился своими скудными средствами и, по крайней мере, смог оплатить счета. Но у него ничего не осталось. Айзек и Софи отчаянно хотели, чтобы их сыновья продолжили образование - поступили в колледж, продолжали подниматься по карьерной лестнице, делали все то, что должен был делать молодой человек с амбициями в Америке. Но у Айзека не было денег, чтобы заплатить за это. Если бы мальчики Саклер хотели получить образование, им пришлось бы финансировать его самим.

Должно быть, Исааку было больно говорить об этом. Но он настаивал на том, что не дал своим детям ничего. Напротив, он подарил им нечто более ценное, чем деньги. "То, что я дал вам, - самое важное, что может дать отец", - сказал Айзек Артуру, Мортимеру и Раймонду. По его словам, он дал им "доброе имя".

 

Когда Артур и его братья были детьми, Софи Саклер проверяла, не заболели ли они, целуя их в лоб, чтобы измерить их температуру губами. Софи обладала более динамичным и напористым характером, чем ее муж, и с того времени, когда ее дети были маленькими, очень четко понимала, чего она хочет для них в жизни: она хотела, чтобы они стали врачами.

"К четырем годам я уже знал, что буду врачом", - позже рассказывал Артур. "Родители промыли мне мозги, что я буду врачом". И Софи, и Исаак считали медицину благородной профессией. В XIX веке многие врачи считались продавцами змеиного жира или шарлатанами. Но Артур и его братья родились в период, который называют золотым веком американской медицины, - в начале XX века, когда эффективность медицины и авторитет медицинской профессии значительно возросли благодаря новым научным открытиям, касающимся источников различных болезней и лучших способов их лечения. Как следствие, в еврейских иммигрантских семьях нередко стремились к тому, чтобы их дети занимались медициной. Врачи считались морально чистыми, а их профессия служила общественному благу и сулила престиж и финансовую стабильность.

В год биржевого краха Артур окончил Эразмус и поступил в Нью-Йоркский университет на факультет доврачебной подготовки. Ему нравился колледж. Но денег у него не было. Его книги были подержанными или одолженными и часто разваливались на части. Но он скреплял их резинками и усердно учился, изучая жизни древних мыслителей-медиков, таких как Алкмеон из Кротона, который определил мозг как орган разума, и Гиппократ, так называемый отец медицины, в знаменитом наставлении которого "Прежде всего не навреди" была закреплена сама идея честности врачей.