Empire V. Бэтман Аполло

Двери лифта открылись, и мы оказались в подземной галерее. В ней стояли два халдея-часовых в золотых масках — увидев нас, они синхронно отвернулись к стене.

Мы прошли по длинному коридору мимо ниш, где стояли восковые фигуры великих вампиров древности. Снизу были таблички с двойными именами: божественным вампирическим и ничего не значащим людским. Ни одного известного в человеческой истории персонажа среди них не было.

Заметив в одной из ниш своего тезку во фригийском колпаке, Эз игриво поклонился. У меня здесь тоже был тезка — по виду русский купец конца девятнадцатого века, в смазных сапогах и картузе. Но я не стремился вступить с ним даже в воображаемый контакт.

Мне хотелось как можно быстрее распечатать флакон-сердце. Но перед этим было бы неплохо чуть выпить — для храбрости.

— Пошли в бар? — предложил я.

Эз смерил меня взглядом.

— Ты что, хочешь напиться перед Красной Церемонией?

— А у нас что… Красная Церемония?

— Ну да, — сказал Эз. — Ваша мышка расщедрилась. Так что только чай.

— Меня не предупредили, — сказал я.

— Вот мы и предупреждаем. Ты разве не рад?

— Почему… Я…

— Он уже забыл, когда последний раз сосал баблос, — перебил Тар. — Сейчас его из-за нас угощают. Русские вампиры заискивают перед оксидентальными — и из-за этого иногда становятся друг к другу добрее. Но только на то время, пока они у нас на виду.

Я молча сжал кулаки в карманах пиджака. Отвратительно, но каждое слово, сказанное Таром, было правдой.

Дойдя до развилки коридора, Эз затормозил и поглядел на часы.

— Зайдем в главный зал? — спросил он. — Время у нас есть.

Главный зал «Haute SOS» изображал огромную подземную пещеру, освещенную редкими разноцветными огнями. Впрочем, слово «изображал» тут не особо подходит — он и был этой пещерой. Правда, искусственной, с привозными сталагмитами и сталактитами — но любая настоящая пещера, спрыснутая хай-теком и дорогим дизайном, выглядела бы точно так же. И еще здесь, конечно, был климат-контроль.

Я не любил это место по профессиональным причинам — уж очень оно напоминало мрачные пространства «Тибетской Книги Мертвых», в которых я чуть не заблудился при проводах одного влиятельного калмыцкого руководителя. С тех пор тусклые огни под неровными сводами казались мне дорожными знаками, обозначающими спуск в нижние сферы. Хотя куда еще ниже…

Народу в зале было немного — в основном в дальнем углу, где в воздухе мерцал подрагивающий киноэкран на длинных шлейфах водяного пара.

Зрители, валявшиеся на широких восточных диванах под висящим в воздухе прямоугольником света, вызывали у меня почти классовое отторжение. Это были наши гламурные боги, вампиры моего возраста или немного старше — так называемая красная молодежь, главной обязанностью которой было красиво прожигать жизнь между ритуальными приемами баблоса. Смотрели последние «Сумерки». Иногда раздавался хохот. Чуть пахло марихуаной и любовными секрециями человеческого тела — феромоны здесь распыляли специально, чтобы поддержать в пресыщенных гостях хотя бы вялый интерес к празднику жизни.

Их работа, впрочем, была ничуть не проще моей, поскольку никто из них не был уверен, что прожигает жизнь действительно красиво. Они постоянно нуждались в экспертной оценке и одобрении, совсем как дети. Встреча с французами (которые, в отличие от них, не были тунеядцами) была для них чем-то вроде экзамена — и французы, разумеется, это знали.

Нам замахали руками.

— Пойдем почирикаем? — спросил Тет.

— Я в библиотеку, — сказал я. — Встретимся через час.

— А, ну-ну.

Он ухмыльнулся и шлепнул меня ладонью по спине, как один гусар другого.

Клубная библиотека была на самом деле просто комнатой, где запирались желающие уединиться. Здесь были диваны и кресла, стол с кнопкой вызова официанта и камин, в котором всегда тлели угли. Камин был настоящим. Я плохо представлял, как удалось организовать естественную циркуляцию воздуха на такой глубине — и предполагал, что в физику этого вопроса вложили очень большие деньги.

Чтобы оправдать слово «библиотека», здесь имелась и полка с книгами. Но их было всего две — «Феллацио за круассан» Палены Биркин и «Двадцать лет под Немецкими Кроватями» Владимира Камарина. Первую, вероятно, отобрали за изысканный слог, а вторую — за фамилию автора (вампиры ценят все, что хотя бы отдаленно ассоциируется с комаром — нашим традиционным символом мимолетной и зыбкой земной красоты).

Как по мне, то книг было многовато. Камарина я бы еще оставил. А вот Палену Биркин выкинул бы вместе со всеми ее литературными достоинствами. Что это вообще такое — «литературные достоинства»? Нечто, определяемое в литературных кругах? Но стоит ли считаться с мнением пошлых, завистливых и некрасивых людей о том, какие комбинации слов являются эстетически совершенными? Их экспертиза ценна только в области их профессиональной специализации — организации наногешефтов, сопровождающихся микроскандалами.

Я сел в кресло, вынул из кармана флакон-сердце, распечатал его и вылил единственную каплю жидкости себе в рот. После этого я закрыл глаза и стал ждать.

Ничего не происходило.