Empire V. Бэтман Аполло

Я всегда был.
Я всегда буду.

Первая же мысль, пройдя рябью по вечности, которая была мной, доказала это с абсолютной очевидностью.

Это было не просто счастье. Это было нечто большее, совершенно незнакомое человеку. Всемогущество и всеведение. Я мог все — но ни к чему не стремился. Я знал все — и именно поэтому ничего не желал знать. Было вообще непонятно, как можно чего-то хотеть.

Кроме того, чтобы остаться здесь навсегда.

Как только в сознании возникла эта крохотная трещинка, невозможное и невыразимое перестало быть мной и начало отдаляться — и я уже не мог стать им снова. Не мог именно потому, что хотел. Хотел вернуться в ту секунду, где не хотел ничего.

Раньше мне казалось, что в этот момент можно сделать какое-то правильное душевное усилие и изменить ситуацию. Теперь у меня имелся долгий опыт — и я знал, что ничего не смогу поделать до следующей Красной Церемонии, и чем дальше от вечности будет уносить меня ветер мыслей, тем сильнее окажется моя жажда.

Но это была только часть того вихря переживаний, которым завершается каждая Красная Церемония. Есть много другого, что довольно трудно объяснить не имеющим подобного опыта людям.

Дело в том трюке, который совершает память. Она подсказывает — миг назад кончилось нечто невыразимо прекрасное, дивное. И хоть ты знаешь, что ничего особенного на самом деле не произошло и все оставалось именно тем, чем было всегда (и в этом самое главное), память утверждает, что чудо случилось. И ты поддаешься ее сладкому обману, понимая на один озаренный неземной иронией миг, как ограничен человек, какое засахаренное надувательство есть весь его внутренний мир и все, что можно думать или помнить.

Божественность этой секунды в том, что замечаешь, как на твоих глазах вершится нехитрый обман, который люди принимают за реальность… Такое действительно может видеть только бог — через дырку оставленного в человеческом сознании служебного люка.

Ради этого мига вампиры и претерпевают все муки первой фазы. Иногда он растягивается, и возвращение к обычной реальности оказывается долгим и плавным, иногда все происходит быстро — но разница не играет роли. Возможность попасть на эту вершину снова — единственное, что имеет значение. С крючка невозможно соскочить.

Но в этот раз произошла странная вещь. Как только в моей вечности появилась первая трещина страдания, я вспомнил слова Тета — о том, что можно заглянуть в будущее вместо того, чтобы пытаться продлить этот миг. И я неожиданно для себя попытался это сделать — использовав для этого остатки своего ускользающего всемогущества.

Я увидел что-то похожее на обрывок сна.

Передо мной было штормовое море, мглу над которым прорезали косые зиги молний. В море плыл корабль. Такой огромный, что волны ничего не могли ему сделать — он был слишком велик, чтобы качаться от их ударов. Этот корабль был совершенно черным, с гладкой верхней палубой, на которой не было ни надстроек, ни людей. И больше всего он походил на огромный черный гроб (я понимаю, что это уже становится немного смешным — но говорю чистую правду).

Затем я вдруг понял, что я уже на корабле. Передо мной было длинное полутемное помещение, похожее на нутро огромного шкафа. Такое сравнение пришло мне в голову потому, что там в несколько рядов висели какие-то темные костюмы…

Потом я понял, что это не костюмы. Это были люди. Верней, вампиры.

Я видел нечто вроде огромного коммунального хамлета. Мне говорили, что после революции семнадцатого года подобное действительно существовало, пока не выросло новое поколение халдеев. Но здесь было что-то другое.

Вампиры висели на узких треугольных штангах, похожих на костюмные вешалки — потому мне и показалось сперва, что это развешенная одежда. Их полная неподвижность пугала. Кажется, все они спали. Но не так, как дремлют в хамлете, где тело все-таки совершает непроизвольные движения, а очень глубоким сном. Или вообще были мертвы.

Потом я увидел, что многие из них необычно одеты. На них были рясы, камзолы, какой-то древний slim fit с кружевами — и вперемежку с этим сюртуки, френчи, фраки. Все это было в основном черного цвета, поэтому странности такого соседства делались заметны постепенно.

Женщин было мало. Их вообще немного среди вампиров, потому что каждая женщина — это потенциальный конкурент Великой Мыши, но здесь их было даже меньше, чем обычно. Их ноги были целомудренно завернуты в длинные платья, и они казались подвешенными мумиями в бинтах.

Другой странностью были длинные бороды у большинства вампиров-мужчин. Чем длинней борода, тем старомоднее был наряд. Самая длинная, несколько раз перекрученная вокруг пояса, принадлежала мелкому лысому мужичку, завернутому, как мне сперва показалось, в одеяло (потом по золотой пряжке на плече я понял, что это черная тога).

Затем я увидел Эза.

Его глаза были чуть приоткрыты, а на подбородке и щеках отросла длинная редкая щетина.

Рядом висел Тет. Через двух толстых вампиров — Тар. А дальше…

Дальше был я.